В Ушгули мы спустились, чувствуя себя триумфаторами. Виданное ли это дело: спуститься, а не подняться в это легендарное село!?! Дело в том, что мы прибыли на высоту 2200 м над уровнем моря, и Ушгули считается одним из самых высокогорных селений в Европе. Кроме того, это — один из самых экзотических медвежьих углов Грузии.
Признаюсь, что осуществить этот проект у меня долго не получалось. Впервые эта идея пришла ко мне в 2012 году, когда я впервые посетила Местию. Однако в то время дорога оттуда на Ушгули представляла собой очень сложную гравийку, и поездка из Местии в Ушгули была не только длинным, но также и дорогим удовольствием. Поэтому многие закаленные туристы предпочитали ходить по этой дороге пешком. Путь занимал около четырех дней. Автотрассу, которая заканчивается за 15 до от Ушгули, построили всего лишь несколько лет назад. Тем не менее, по воле судьбы, приехать сюда мне довелось не снизу, а сверху. И это само по себе уже можно считать достижением.
Нужно заметить, что в другом горном регионе Грузии, в Тушетии, есть село Бочорна, лежащее на высоте 2345 м и соревнующееся с Ушгули за звание самого высокогорного постоянного селения в Европе. Дело в том, что до недавних пор в Бочорне никто не зимовал, и оттого это село уступало Ушгули в «высоком» звании. Но уже лет семь кряду там остается на зиму один старый земской доктор, Ираклий Хвадаглиани, с которым мне посчастливилось познакомиться лично прошлым летом. С присущим ему чувством юмора Ираклий сказал мне по секрету, что ушгульцы, дескать, с нетерпением ждут его кончины, чтобы снова стать самой высокой деревней Европы.
В розовых осенних сумерках суровые очертания Ушгули, со всех сторон окруженного горами, а также ее многочисленных грозных башен словно перенесли нас в другое измерение. Перед нашими взорами открывалось нечто мистическое, ни коим образом не вписывающееся в парадигмы нашего времени. Впрочем, подобные впечатления не только у нас, живущих в XXI веке. Путешественники в девятнадцатом веке тоже ощущали нечто подобное.
И. Каневский «Любопытные уголки Кавказа», Тифлис, 1886г.
«… что до крайности оригинально у Сванетов – это их замечательные селения с башнями; кроме Дагестана, я видел селения и постройки всех Кавказских племен, но чего-нибудь похожего на сванетские деревни никогда не встречал.
Издали сванетское поселение представляется сплошным каменным городком, из группы сливающихся построек которого часто высятся стройные квадратные белые башни с отлогою двухскатною крышей высотой 8-10 сажень. Вблизи такое селение оказывается непонятным хаосом каменных строений с плоскими или покатыми шиферными крышами и высоких стен, то хорошо сложенных на цементе, то положенных сухою кладкой и потому часто полуобвалившихся, в наружных стенах построек вместо окон темнеются маленькие отверстия в виде бойниц; группы строений разделяются узкими кривыми переулочками, которыми едва можно проехать; собственно жилье находится большей частью на вторых этажах строений, куда ведут приставные деревянные лестницы. По углам стен или примыкая к их середине торчат башни; они превосходно сложены на цементе, внизу – из огромных тесаных камней; квадрат их основания имеет небольшое заложение, так что кверху они слегка суживаются. Под двухскатною шиферною крышей в самом верху, с каждой из четырех сторон башни, имеются три навесные бойницы, прикрытые сверху выступающими из стен каменными сводиками; ищ этих бойниц можно обстреливать сверху вниз самое подножие башни; посередине башен иногда также пробиты узкие бойницы.
Проводник наш от Кала до Мести, Сванет, уверял, что под многими башнями есть колодцы и пробиты ходы к подземным ключам, а под домами – глубокие подвалы для хлебных запасов; если это правда, то действительно Сванетские селения представляли в свое время неприступные убежища и Сванеты могли целый год отсиживаться в них от своих прежних врагов; разве только хорошая артиллерия могла бы разгромить эти твердыни, но ее не могло быть у вражеских племен в те времена, когда Сванетам приходилось бороться за независимость».
Когда находишься здесь, под самым небом, становится понятным, почему Верхняя Сванетия никогда не находилась во власти феодалов. Жители этого края доблестно защищали свою независимость, и суровая природа помогала им в этом. В этих местах сила струится с небес. И в Сванетию стоит ехать именно за этим: за новой энергией и перезагрузкой тела и души.
Особенно чарующ вид Ушгули с другой стороны села, если подняться туда снизу. При хорошей погоде на фоне деревни открывается панорама самой высокой горы Грузии, Шхары (5204 м). Когда созерцаешь заснеженный массив этой горы из села, легко подумать, что до Шхары – всего какая-то пара сотен метров. Но это – иллюзия, что подтвердил поход к подножию горы, совершенный нами на следующий день.
Около одного из стоящих у дороги зданий, напоминающего отель, мы паркуем машину, чтобы осведомиться о возможной ночевке. Теперь у нас нет ни сил, ни желания, чтобы привередливо искать место для ночлега. С одной стороны, в середине октября работающих гостиниц уже не так много. С другой стороны, нам не терпится побыстрее разместиться где-то на ночь, чтобы потом отдохнуть от длинного пути, прогулявшись по деревне и подкрепившись. Вечером очень холодно. И мы напяливаем на себя всю теплую одежду, которая имеется у нас с собой.
Вся Верхняя Сванетия разделена на общины. Община Ушгули состоит из четырех деревень: Жибиани, Чвибиани, Чажаши и Муркмели.
Во время прогулки по верхним селениям Ушгули, Жибиани и Чвибиани, складывается впечатление, будто бы мы очутились среди декораций к какому-то средневековому фильму. Дома с прилегающими к ним башнями говорят о непрестанной опасности, которая Дамокловым мечом висела над жителями этой местности во все времена. Дома с башнями тесно жмутся друг к другу. Заборы вокруг домов, как правило, — из сланца или валунов. Дорог как таковых в деревне нет. Нетрудно представить себе, как передвигаться тут после дождей или снегопадов. В этом селе хватает всего: и совершенно ветхих строений, кажется, разваливающихся у вас на глазах, и массивных старинных домов, до сих пор поражающих своей мощью, и совершенно новых зданий, а также пристроек к старым. Новые постройки, как правило, не очень органично вписываются в общую панораму деревни. Тот тут, то там режут глаз белые пластиковые рамы окон, вставленные в старинные жилища. Достижения цивилизация, увы, не всегда дружат с эстетикой. Практически на каждом доме – надпись, оглашающая, что здесь – отель или гестхауз. Приемом гостей в этой местности не промышляет разве что полный лоботряс.
Деревьев в этом селе — раз, два и обчелся. Мы находимся в безлесье, то есть выше границы роста леса. Можно только предположить, каким скудным в давние времена был рацион местных жителей. Кроме картошки и ячменя здесь мало что росло. Теперь большинство продуктов питания в Ушгули завозят извне. Поэтому не стоит удивляться ценам на питание в этих местах.
То и дело на нашем пути встречаются коровы, лошади или всадники на лошадях, многие из которых – юные мальчишки, подростки. В горах к воспитанию мальчиков всегда относились с большой ревностью, и мужчинами мальчики становились рано. Согласно традициям горцев, мужчины — это богатство, украшение и продолжение рода. Таким же украшением рода являются, кстати, и башни: чем больше у семьи башен, тем могущественней род.
Один мой друг, тбилисский сван, рассказывал мне как-то раз историю, случившуюся с ним, когда ему было лет шесть от роду. В преддверии одного из больших праздников в деревне, где живет его бабушка, закололи свинью. Взрослые мужчины, вооруженные огромными ножами, собрались вокруг туши, чтобы разделать ее. Моему другу, тогда еще малому пацаненку, каким-то образом удалось выкрасть на кухне нож. Держа его в руке, он подбежал к группе мужчин, чтобы присоединиться к разделыванию мяса. «Ой-ой-ой! Держите его, заберите у него нож!» — кричали женщины из кухни. – «Зачем забирать у него нож? – возражали мужчины. – Он – молодец, уже взрослый парень, пусть приобщается к мужскому занятию!»
Достигнув высшей точки села, аскетичной, возвышающейся над всей деревней церкви Богоматери, или Ламария, мы понимаем, что времени на осмотр достопримечательностей у нас не осталось: уже стемнело. Эта церковь расположена в самом высоком месте Ушгули. Она посвящена Божьей матери, в образе которой сваны издавна почитают царицу Тамар.
Вот что писал Дмитрий Бакрадзе в своей книге «Сванетия» за 1860 год, ссылаясь на рассказ одного из своих спутников:
«Сванеты смутно сознают свою одноплеменность с Грузинами. В них есть убеждение, что они обращены в православие самим Иисусом Христом и что они с тех пор не изменяли своей вере. О прежних своих эриставах и владетелях они ничего не помнят. Они были сакеисро, то есть входили в состав владений Кесаря; под этим именем они знают царицу Тамару. В их народных сказаниях сохранился из числа грузинских царей лишь образ этой великой женщины. По их мнению, она жила в Грузии, но особенно любила Сванетию, где часто проводила время, строила церкви, снабжая их богатыми иконами. Она была женщиной поразительной красоты, и многие искали ее руки. Но она выбрала Осетина, которому и отдала свое сердце. Царица Тамар бессмертна, и место пребывания ее – в подземелье в Ушкули, под церковью Божьей Матери, где она сидит в кувшине, держа в руках свечу. Открыть ее нельзя, и если когда-нибудь она будет открыта, то Сванетии угрожают страшные бедствия».
На обратном пути мы находим кафе, расположенное в помещении, напоминающем грандиозный амбар. Оттуда доносится громкая музыка, грузинская, приятная для восприятия, и мы решаемся остаться на ужин здесь.
Запросов у нас немного: мы хотим срочно подкрепиться чем-нибудь теплым, потому что мы замерзли. Кто путешествует в Сванетию, не может не попробовать кубдари, знаменитый местный мясной пирог. Кстати, у сванов особые отношения не только с мясом, но и с тестом. Хлеба, вкуснее, чем тот, что испечен в Сванетии, мне не приходилось пробовать нигде. Да и сыр здесь отменный, с необычайно насыщенными вкусовыми качествами. Коровы, пасущиеся на альпийских лугах под самым небом, — разве могут они давать невкусное молоко?
В кафе, состоящем из нескольких длинных столов с приставленными к ним лавками, мы – чуть ли ни единственные гости. В углу отдыхает в своей собственной компании лишь какой-то укутанный в плед паренек с книжкой в руке, видно, путешественник. Маленькая проворная женщина, обслуживающая в этом заведении, предлагает нам подсесть поближе к печке. Это отличное предложение, потому что мы вконец прозябли. Мы штудируем меню и заказываем овощной суп, салат, сыр и кубдари. Еда в кафе вкуснейшая и свежайшая, хотя мы отдаем себе отчет в том, что после преодоленного нами пути, мы обрадовались бы любому блюду.
Во время трапезы к нам присоединяется и хозяин заведения, худощавый мужчина лет пятидесяти по имени Мириан. Весь вечер он повествует нам о своем любимом родном крае, о доблестном прошлом Сванетии и ее мега-туристическом настоящем. Мы узнаем, что это кафе Мириан построил из старинного материала на месте одного старого дома, взяв под строительство кредит. Так делают теперь многие сваны: при теперешнем туристическом буме такая игра всегда стоит свеч. Родная незамужняя сестра Мириана заправляет делами в этом кафе, готовит и одновременно прислуживает гостям. Семейный бизнес для сванов – испокон веков сложившееся, закономерное явление. Раньше это были охота, скотоводство и земледелие, а теперь вот – туризм. С каждым годом наплыв желающих увидеть чудеса и красоты Сванетии растет в геометрической прогрессии. Соответственно изменяется и инфраструктура, новые отели, кафе, гестхаузы растут, как грибы после дождя, и все местные заняты в этом бизнесе.
«Раньше, в советское время, мы жили здесь очень просто, и гостей у нас было немного, — говорит Мириан, — разве что альпинистов да еще немного походников. Но наша жизнь была тогда однозначно более душевной. Гость в те времена действительно считался подарком небес. Помню, как однажды летом в доме моих родителей гостили какие-то иностранцы. Когда в конце своего визита они захотели отблагодарить нас деньгами, мои родители сильно на них обиделись: где же такое видано – чтобы брать деньги за гостеприимство? А теперь вот мы именно этим и живем. Грустно это все как-то».
Мириан предлагает выпить немного вина, которое он привозит сюда от друзей из Кахетии, и водки, которую делают в деревне местные. Мы выбираем вино, густое, терпкое, слишком холодное для того, чтобы по-настоящему радовать вкусовые рецепторы. Мириан пьет водку, то и дело соблазняя на этот напиток Нику и Юлю. Вскоре к нам присоединяется еще одна компания, трое немцев из восточной Германии, с которыми Мириан уже знаком, потому что они живут в его гестхаузе, что стоит неподалеку. Он предлагает всем нам усесться за одним столом, чтобы было теплее и уютнее. Мы, конечно, не против. Тем более, что один из немецких туристов исполняет для нас что-то в стиле «кантри», сопровождая свое пение игрой на мини-гитаре и гармонике.
В Ушгули я впервые, и мне любопытно узнать от местных про зиму в этой деревне. Ведь понятно, что Местия -уже давно не такая глушь, потому что туда ведет неплохая дорога из Зугдиди. Ушгули все же – другое дело. «Зимовка в этих краях – это, наверно, своего рода испытание», — говорю я. – «О, да! Тут нам бывает весело. Но зато, знаете, как тут красиво! Таких пейзажей вам не увидеть нигде и никогда в жизни! Лето по сравнению с зимой – ничто, ерунда! Однако, если снега наносит много, то в Местию уже не спуститься, и приходится куковать здесь, пока не сойдут сугробы. Потому-то я скоро отправлюсь в Тбилиси. Я там работаю на стройке». – «А лавины у вас тут сходят часто?» — не унимаюсь с расспросами я. – «О, да! И такое бывает! Помню одну зиму, шел 1987 год, когда снег, не переставая, шел много дней подряд, днем и ночью шел. И когда мы увидели, что этот снегопад все не прекращается, то подумали, что надо уже срочно предпринимать меры: могут начаться лавины, ведь наша деревня расположена как бы в котловане между горами. Мы собрали вещи, все самое необходимое, взяли с собой запас еды и воды и вечером начали прятаться в башнях. Слава Богу, у нас есть эти прибежища, им никакая лавина не страшна». – «Неужели? – удивились мы. – Даже такой страшный напор эти башни выстоят?» — «Да, однозначно! Вы себе и не представляете, сколько жизней спасли эти кошки (прим. «кошки» – это название башен по-грузински) в течение столетий!» — «И что случилось потом? Как долго вы находились в башнях?» — «Всю ночь мы были там, жгли костры, конечно, не спали, об этом и речи быть не могло. А когда утром вышли наружу, то увидели, что снегопад остановился, небо было ясным, погода — солнечной, но вдруг – какой-то страшный глухой крик! Кто-то звал на помощь!» — «Кто это был? Вы им помогли?» — «Мы долго не могли понять, откуда доносились эти звуки, потому что нам мешало эхо. Передвигаться по деревне было очень сложно, потому что все было в снегу, сугробы по несколько метров высотой, и дороги пришлось расчищать заново. Однако потом, когда мы разобрались, то поняли, что в одном из домов людей накрыло лавиной!» — «Как жутко! Их спасли потом?» — спрашиваю я. — «Нет, что вы, спасти людей, которых занесло лавиной, вряд ли возможно. Они все были в простом доме, не в башне, и они погибли».
Кстати, именно в тот год было разрушено лавиной ушгульское село Муркмели. Его оставшихся в живых жителей переселили тогда в регион Квемо Картли. Теперь там, неподалеку от монастыря Давид Гареджи, есть целая сванская деревня Удабно.
После этого рассказа мы некоторое время храним молчание, пропуская через себя страшную историю. Мириан как тамада произносит очередной тост – за усопших. С каждым выпитым бокалом наша беседа становится все более душевной, нам теперь и вправду и уютнее, и теплее. Через некоторое время к нашей компании присоединяются два кузена Мириана, которые до сих пор, видно, где-то работали. В деревне сейчас немало строится.
После нескольких рюмок водки наш хозяин становится на редкость сентиментальным, особенно если учесть, что мы имеем дело с горцем. В добавок к своему только что рассказанному сванскому триллеру он повествует нам историю о своей любви к одной немецкой девушке, русской немке, которую он встретил однажды, когда работал в России.
«Она была старше меня на целых девять лет, представляете! И она была чудесным человеком, — мечтательно рассказывал Мириан. — Я привез ее сюда к нам, и мы жили тут некоторое время вместе. Но все понимали, что будущего у нас с ней нет, потому что она для меня была слишком стара (ей было тогда 32 года). Нам пришлось расстаться». Мириан немного перевел дух, предаваясь сладким воспоминаниям молодости, а потом продолжил: «Я никогда не смог ее забыть, не сумел. Сильно эта женщина запала мне в душу». – «А что случилось с ней потом? – поинтересовалась я осторожно. – Вы с ней связь какую-то поддерживаете?» — «Нет, не поддерживаю, зачем? У меня теперь своя семья, — ответил Мириан, — она уехала тогда в Германию, я ее до Тбилиси проводил, в аэропорт. Больше я никогда про нее ничего не слышал».
Чтобы вдруг вывести разговор на более радостную ноту, один из кузенов хозяина кафе предлагает тост: «Давайте выпьем за нашего Мириана и за его семью! Чтобы Бог, наконец, послал ему сына!» — «А сколько у Вас детей?» — интересуемся мы. – «Трое, — отвечает наш знакомый. – Но у меня, к сожалению, только девочки. И это – непорядок. Мне срочно нужен наследник». – «Но ведь если девочки ваши выйдут замуж, и у них будут мужья, они ведь будут вам как сыновья, и их тоже можно считать наследниками, разве не так?» — «Нет, не так, — грустно вздыхает Мириан. – Девочки – это совсем другое, девочки — это не мальчики, а зятья – это далеко не сыновья». Оба кузена и сестра Мириана кивают головами в знак подтверждения сказанному: их брату обязательно нужен наследник, и если у жены родить сына не получится, Мириану срочно нужно искать другую женщину. Мы в недоумении: «Как так? А первая жена – что скажет она?» — «Она против не будет, — отвечает Мириан, лукаво подмигивая, — она ведь понимает, как важен для нас сын».
Примечательно, что несколько столетий назад в Сванетии и существовал жестокий обычай умерщвлять девочек. Дело в том, что мальчики – это гордость и продолжение рода, а девочки – это дорогостоящий проект: их кормишь, растишь, воспитываешь, чтобы затем они ушли в чужую семью и продолжили чужой род. К тому же им еще и приданое нужно дать. О странной традиции детоубийства, в связи с которой в Сванетии всегда существовал дефицит невест, писали многие краеведы и путешественники, в том числе князь Эристов и Дмитрий Бакрадзе. Говорят, взамен на убийство новорожденной дочки сваны ожидали рождения сына в скором времени. Те же этнографы отмечали в своих заметках, что согласно древней традиции, если у супружеской пары рождались только девочки, муж имел право жениться на другой женщине, чтобы та родила ему парня. «Старая жена», тем самым, свергалась с трона, муж больше не имел с ней супружеских отношений, но оставлял ее жить в своем хозяйстве.
На следующий день у нас запланирована прогулка к леднику, что в подножии Шхары. Для этого мы снова поднимаемся наверх, к церкви Ламария, любуясь на Ушгули свысока. Отсюда, сверху, можно предположить, какие качества характера природа могла бы заложить в жителей этого края. Если день ото дня смотреть на этот мир с самой его крыши, разве не закономерно было бы стать великим философом, или поэтом? Тем не менее, сванам не достались эти качества. Наоборот, жители Сванетии известны как рациональные, трезво мыслящие люди. Дело тут, пожалуй, в том, что в этих краях без ежедневного тяжелого труда не выжить, а он отнимает у человека все его свободное время. Это касалось как мужчин, так и женщин.
В 1898 году князь Эристов в книге «Заметки о Сванетии» описал бытовые будни сванов следующим образом:
«Муж и жена одинаково несут труды в доме; супруга исполняет работы женские, супруг – мужские, а в некоторых случаях жена берется и за работы, лежащие в обязанности мужа (…)».
Или вот еще одна выдержка из той же книги:
«…сванету без жены жизнь не в жизнь. Что это так, можно видеть из того, какое значение имеет тут женщина как супруга и как работница. Женщина в Сванетии для мужа более, чем правая рука его; она все в хозяйстве; все делается ею непосредственно, да в добавок она работает рядом с мужем. Вот и доказательства: муж идет с косой – косить сено, жена следует за ним с граблями, собирает и везет домой на быках; муж идет с сохой, а жена за ним с мотыгой; муж рубит в лесу дрова, а жена приносит домой; жена жнет ниву, а муж вяжет снопы. Хлеб они молотят вместе. А представить необходимость сразиться с врагом, сванетка и тут не остступит – сумеет справиться и с оружием (…). … Жена несет по хозяйству не только одинаковые труды с мужем, но она исполняет обязанности по дому, которые мужу недоступны, или неприятно делать мужчине. Например, женщина здесь ткет холст и сукно, шьет на всех домашних белье, чохи, шаравары, ноговицы, шапки, вяжет чулки, носки, убирает дом, отправляется на мельницу молоть пшеницу, приносить домой муку, печет хлеб, выгоняет на пастбу скот, пригоняет его обратно, доит коров, приготовляет масло, сыр и проч., и проч. Лишите всего этого сванета и вы увидите, какого будет житье его, без жены».
Мы спускаемся с горки, на которой расположена церковь Ламария, и держим путь по просторной долине, лежащей между двух гор. Стоит середина октября, но солнце печет немилосердно, так, словно бы все еще разгар лета. У нас получается продолжительная прогулка, легкая и привольная, если бы только не беспощадное солнце, разжигающее нашу жажду. Когда принесенная с собой из деревни вода у нас заканчивается, мы пополняем свои бутылки прямо из реки. Именно из Шхары вытекает бурная и полноводная река Ингури, которая в этих местах (или, может, в это время года?) подобна ручейку. По пути то и дело нам встречаются другие туристы, в большинстве своем – либо на джипах, либо на лошадях. Всю дорогу нас манит к себе панорама величественной Шхары, белоснежный хребет которой сияет в палящих лучах солнца. Мы идем, завороженные ее могуществом, сгорая от нетерпения поскорее добраться до подножья.
Через семь километров, у подножья горы, мы с Теодором расстаемся с Юлей и Никой, которые решили погостить в Ушгули подольше и сегодня еще будут долго гулять рядом с притягательной Шхарой. Нам же с Теодором по возвращении в село еще предстоит поездка в Местиа, и потому надо спешить.
После возвращения в село, вкусно отобедав в кафе нашего нового знакомого Мириана, мы с Теодором начинаем спуск вниз. Покидать эти места не хочется. В Ушгули следует остаться, как минимум, несколько ночей, чтобы не спеша исследовать природные красоты, а также памятники старины, как, к примеру, Чажашский замок, резиденция царицы Тамар, и многочисленные маленькие церквушки. Неспроста эта деревня занесена в список культурного наследия ЮНЕСКО.
Между Ушгули и Местиа – множество мест, достойных того, чтобы быть досконально изученными. На нашем пути, высоко в горах, лежит один из самых знаменитых и самых древних монастырей Грузии, церковь Святых Квирике и Ивлиты, или, как его называют в народе, Лагурка, возведенный в Х – ХI вв. Про эту святыню местные рассказывают множество легенд. В день Св. Квирике сюда съезжаются верующие не только из Сванетии, но и изо всей страны. Есть там и одна из мощнейших чудотворных икон Грузии, Шалиани.
Тем не менее, вплоть до самой Местии в этот раз мы не остановимся нигде и станем созерцать диковинный край из окна автомобиля, что уже само по себе представляет собой необычайное удовольствие. Лес успел облачиться в осенние одеяния, и теперь на фоне темно-зеленых елей живописными охровыми, золотыми и багряными мазками сияют прихорошившиеся лиственные деревья. Дорога до ближайшей общины, Кала, ведет через очень красивый, но не безопасный каньон, далее на пути попадаются селения, одно интереснее другого и все, кажется, такие разные.
В Грузии нужно быть готовым к тому, что подобное случится с вами не однажды: при посещении того или иного региона у вас обязательно остается чувство недосказанности, незавершенности и неудержимое желание приехать в эти края снова. В пути мы то и дело узнаем про новые и новые интересные места, куда непременно стоит наведаться, но времени нередко бывает в обрез. Так происходит с нами и теперь. Тем не менее, мы едем дальше, счастливые от мысли, что вскоре снова вернемся в Ушгули.
Тбилиси, 15 мая 2020 г.