или
Мои учителя.
В мое детство зимы были снежными, солнечными, морозными. Кроме того длились они долго. Плотное снежное покрывало, как минимум, три месяца в году согревало землю.
И теперь каждый раз, любуясь переливами снежных кристалликов на глубоких сугробах, невольно вспоминаю о детстве, которое было у меня веселым и счастливым.
Многие из таких замечательных моментов выпали на школьные годы. Если кто-то говорит, что он или она не любили школу, то мне в это, как правило, трудно поверить, потому что со мной вышло как раз наоборот: в школе мне всегда было забавно и весело, а учиться — интересно. Школа для меня – это первые настоящие друзья, чтение запоем и, прежде всего, мои любимые учителя.
Хоть большинство предметов давались мне легко, но занудной и зубрилкой я не слыла. Наоборот, в старших классах мне даже иногда удавалось уводить с уроков весь класс! Но это было позже. А в первые годы школы я, как губка, впитывала в себя знания, которыми делились со мной мои учителя, и потому мне бы никогда и в голову не пришло удрать с урока.
В жизни человека учителя играют неимоверно важную роль. И это только позже, во взрослом возрасте, мы осознаем, что учителями являются все вокруг, главное – уметь разглядеть в встретившемся тебе человеке своего наставника.
В школьные же годы каждый педагог – это отдельная глава в жизни ребенка, потому что именно он способен развить в школьнике дар любознательного отношения к миру, постоянного поиска и непрерывного (само)образования. Мне кажется, мне повезло встретить много из таких учителей.
Расскажу лишь о некоторых из них, пожалуй, самых выдающихся.
Вячеслав Вячеславович или «Слава Слава».
Это был черноволосый, долговязый и в физическом плане какой-то совсем нескладный молодой человек. Он был нашим учителем русского языка и литературы. Когда из начальной школы мы перешли в среднюю, а это было в четвертом классе, Вячеслав Вячеславович стал нашим классным руководителем.
«Я знаю: имя мое очень сложно выговорить, — так представился нам, ученикам, наш новый классный руководитель при первом знакомстве. – Потому предлагаю всем, у кого с моим именем возникнут проблемы, называть меня просто «Слава Слава».
Слава Слава был славным. Он пришел к нам в школу сразу после окончания университета, был еще очень молод и, казалось бы, должен был быть неопытным. Но, вероятно, именно из-за небольшой разницы в возрасте, он стал очень близок нам, ученикам. Слава Слава всегда говорил с нами, как со взрослыми, исходя из того, что мы – уже зрелые, рассудительные люди. Он происходил из интеллигентной семьи. Кажется, один из его родителей был академиком. Наш учитель обращался к нам ученикам исключительно на «Вы».
Слава Слава преподносил русский язык и литературу не как предмет, а как неотъемлемую часть жизни. Он увлекал нас написанием сочинений на всевозможные темы: «Представь, что ты прилетел с Луны. Расскажи своим друзьям о своих впечатлениях!» или «Волшебник исполнит три твоих желания. Напиши о них!».
На его уроках я забывала, что я в школе на занятиях. Мне казалось, что мы беседуем даже не с учителем, а просто со старшим другом, обсуждая все, что волновало наши умы. Кроме того, Слава Слава заколдовал нас поэзией. На его уроках и на переменах мы без конца читали стихи, учили их наизусть и рецитировали. Под его незримым руководством я «заболела» «Евгением Онегиным» и выучила наизусть – в четвертом классе! – письмо Татьяны к Онегину, которое и сейчас без запинки расскажу наизусть, даже если вы разбудите меня посереди ночи. С легкой подачи Вячеслава в тот период я начала бредить Есениным и – следуя примеру великого поэта, в юном возрасте написавшего интересную автобиографию – я составила свою собственную. Что я там могла написать, не помню. Помню только, что по форме она была точь-в-точь есенинской.
Много лет спустя я узнала поэзию Николая Гумилева, а также читала много воспоминаний об этом удивительном человеке. И когда я читала о нем, перед моим внутренним взором каждый раз представал образ моего первого учителя литературы, Вячеслава Вячеславовича.
Самым интересным было то, что и я, и моя мама, которая преподавала в нашей школе историю и право, обе подружились с Вячеславом Вячеславовичем. Мой классный руководитель нередко вызывался провожать нас с мамой домой. Он не любил общественного транспорта и был приверженцем продолжительных пешеходных прогулок. Потому, говорил он, ему приятно пройтись и побеседовать с «интересными людьми». Жили мы не очень близко от школы, так что наша прогулка домой затягивалась нередко на минут тридцать –сорок. Уже не помню, о чем мы тогда беседовали. Помню только лишь белый снег, мороз и солнце и наши веселые прогулки из школы домой, а также то, как в нашей школе некоторое время активно обсуждался вопрос: «В кого из двух барышень влюблен юный учитель литературы – в старшую или в младшую?»
Новая школа.
В пятом классе родители перевели меня в другую школу, которая открылась близко от нашего дома. Мои родители переживали за то, что в школе, где работает моя мама, учителя из лояльности к своей коллеге, возможно, завышают мне оценки. Родителям как педагогам хотелось, чтобы к их дочери было объективное отношение.
Татьяна Владимировна.
Татьяна Владимировна была директором моей новой школы и преподавала у нас математику. Это была высокая, стройная и всегда элегатно одетая женщина, непременным атрибутом которой была обувь на высоких шпильках. В те годы Татьяне (так мы все ее называли) было где-то лет сорок, но вся голова у нее была уже в седине. Однако, в отличие от многих своих ровесниц, она не перекрашивая волосы и с гордостью носила свою свои вьющиеся серебряные волосы, укладывая их в высокую прическу.
У Татьяны Владимировны был неимоверный дар: она умела внушить каждому ребенку, что он – гений и что он МОЖЕТ ВСЁ, конечно, если только захочет. И ей удавалось незаметно сделать так, чтобы ребенок именно этого захотел! У Татьяны Владимировны получалось «перепрограммировать» даже тех детей, у которых были ярко выраженные гуманитарные способности. «Лучше, когда у человека гармонично развиты оба полушария мозга, — говорила Татьяна Владимировна. – Потому важна как литература, так и математика. Математика – гимнастика ума!».
И учительница была права: математика, как физкультура, развивала мою волю. Я очень любила этот предмет, причем, мне нравилась как алгебра, так и геометрия. Домашних заданий по математике всегда было немало, и нередко они были непростыми. Иногда у меня не получалось решить ту или иную задачку с первого присеста и приходилось биться над ней несколько раз, делая перерывы. Помогать мне было некому: при обоих родителях-педагогах, к тому же гуманитариях, мои шансы на помощь извне приближались к нулю. Помню, были моменты, когда решение задачки-«твердого орешка», который держал мой ум в своей власти вплоть до моей победы, приходило ко мне … ночью!
У Татьяны была своя необычная методика. Во время контрольных работ она ввела систему, при которой каждый ученик мог выбирать себе задание разных степеней сложности. Нам заранее было известно, что за более легкие варианты можно получить только «удовлетворительно», а если хочется лавров побольше и оценок «хорошо» и «отлично», то придется попотеть, ломая голову над более сложными задачами. Так мы учились уже на старте оценивать свои собственные возможности.
Был конец 1980ых, время «диско», «Modern Talking» и первых публичных конкурсов красоты, до сих пор запрещенных в СССР. «Маша Калинина – первая мисс СССР!» Культ красоты, к которому еще не успел привыкнуть советский народ, быстро завоевывал сердца неподготовленных обывателей.
И вот наша Татьяна Владимировна, публично не объявляя войны, вступила в битву с этим новым течением, необычайно вредным, по ее мнению, для школьников. «Девушка, которая хочет жить счастливо, помимо красивого тела и смазливой мордашки должна иметь голову!»– неустанно твердила Татьяна Владимировна. Если та или иная хорошенькая ученица не сделала домашнего задания, Татьяна Владимировна спрашивала с язвительной улыбкой: «Значит, ты уже решила стать моделью, да?» И провинившейся становилось так стыдно, что подобной оплошности она больше не повторяла. В общем, с легкой руки Татьяны слово «модель» стало в нашем классе ругательным. Кто знает, сколько потенциальных моделей загубила наша математичка?
Снова — перемена!
В конце девятого класса меня снова перевели в школу, где когда-то я начинала учиться и где работала моя мама. Причина: родители боялись, что либо общий уровень преподавания, либо общий уровень развития детей в моей школе ниже среднего и что мне с таким недостаточным «багажом знаний» будет сложно поступить в университет. Мамину школу в этом смысле сочли более подходящей.
Сикорский.
Я не помню, как его звали по имени-отчеству. Все называли его просто по фамилии, Сикорский. Он был моим учителем физкультуры. К ученикам у Сикорского было издевательски-насмешливое отношение.
В начале урока он выстраивал нас по росту, заставлял пересчитаться на «первый-второй», а потом медленно прохаживаясь перед нами и заглядывая в лица некоторым «слабакам», словно предвкушая радость от всех мучений, которые он им приготовил, язвительно говорил: «Ну что, разгильдяи, сачки, тунеядцы, поработаем?»
И мы ох как работали, и он гонял нас всех по-страшному. Единственное, что мне нравилось, это была игра в волейбол. Но сдавать зачеты на скорость, честно, не было моей сильной стороной.
Чего стоили уже одни только лыжи! В наши снежные зимы бег на лыжах был обязательной частью зимней школьной программы. Но представьте себе: урок длился сорок пять минут, и нам надо было успеть два раза переодеться, побегать на лыжах, выпотев семь потов, чтобы затем, не принимая душа (душевые в школе не работали), снова сидеть на занятиях и мерзнуть от застывшего на теле холодного пота!
Не скажу, что я была совсем уж неспортивной, но в детстве мне больше нравились танцы и, скажем, аэробика. Какое-то время я занималась хореографией, а потом ходила на бальные танцы и даже на „break dance“!
Но как бы я ни старалась, по физкультуре у меня все получалось намного хуже, чем по другим предметам. К тому же я быстро поняла с самого начала, что Сикорский по какой-то странной причине … возненавидел меня! Да-да-да! Возненавидел! При каждой возможности он подчеркивал, что я – хоть, «может быть, и отличница, но вот на физкультуре — хилая и слабая» и что я вообще никуда не гожусь.
Ни один «норматив» мне не удавалось сдать у Сикорского больше, чем на «тройку»! От расстройства от его колких комментариев у меня опускались руки, а на глазах наворачивались слезы.
Самым большим мучением для меня был кросс на два километра. Его надо было пробежать за десять или двенадцать минут, чтобы получить «отлично». Я едва укладывалась в шестнадцать, иногда выходило даже двадцать минут. И это было позором! Чего только не приходилось мне выслушивать от Сикорского!
В один прекрасный момент моему терпению пришел конец. И я решила всерьез заняться своей физической формой. Для этого еще перед занятиями в школе я начала ходить в лес на утренние пробежки.
Кроме того, в те годы, как грибы после дождя, росли разные тренажерные залы, которые часто открывались прямо в подвалах домов. Сами жители переоборудовали их на спортивный лад, покупали тренажеры, создавали группы «бодибилдинга» и аэробики. Именно в такую секцию записалась и я. Перед занятием мы бегали на улице кросс для разогрева, а после занимались в зале по своей программе.
Никогда не забуду удивленное лицо Сикорского, когда впервые я пробежала двухкилометровый марафон на «отлично»! Казалось, он глазам своим не верил, но на самом деле чудо свершилось!
Конечно, в ретроспективе всегда говорить легче. Тем не менее я честно признаюсь в том, что сегодня я благодарна своему «мучителю» за все его подколки и издевки. Кто знает, не будь его, может, я до сих пор бы не знала, что такое утренние пробежки и фитнес, без которых сегодня жить не могу?
Кстати, только намного позже мне поведали причину такого «особого отношения» ко мне моего учителя физкультуры. Оказывается, Сикорский был … влюблен в мою маму и влюблен безнадежно…
Как известно, ничего в жизни не бывает случайно…
Спасибо вам, мои учителя!
1 февраля 2017