История о людях, которые вопреки всему смотрят на звезды
Всем людям свойственна привязанность к земному, почти всем. И дело тут даже не в земных пристрастиях людей. Просто даже красоту самым естественным образом мы ищем ни где бы то ни было, а на земле. Однако есть среди нас и другие, те немногие, для которых источник красоты и вдохновения — в небе. День ото дня эти люди смотрят в небо, а свою жизнь они посвящают звездам, планетам и другим галактикам. Астрономы живут и мыслят иначе, чем простые смертные, потому что их мозг запрограммирован на недосягаемые дали.
Вот моя история про одну из старейших обсерваторий на территории бывшего СССР, расположенную в среднегорье юго-западной Грузии, высоко над городом Абастумани.
История этой обсерватории уходит в царские времена, когда придворный астроном семьи Романовых, Сергей Глазенап, искал подходящее место для постройки новой обсерватории. В Абастумани, где отдыхал и лечился от туберкулеза Великий князь Георгий, брат Николая II, Глазенап построил обсерваторскую башню, где он в течение одного года провел 664 наблюдения, измеряя при этом двойные звезды. В ходе этих исследований Глазенап установил, что в других местах земли для подобных наблюдений ему понадобилось бы от четырех до пяти лет. Оказалось, что в Абастумани, иначе: как говорят астрономы, там «спокойный климат» и очень прозрачный воздух, благоприятный для астрономических исследований.
Статья о наблюдениях Глазенапа была опубликована в 1904 году и привлекла внимание многих исследователей из-за рубежа. Все они согласились с царским астрономом, мечтавшим построить обсерваторию именно здесь, потому что места с более благоприятным астрономическим климатом в Российской империи было не найти. Однако Первая мировая война и революция помешали этим планам. Но в 1920ые годы снова возник вопрос о постройке уже советской астрофизической обсерватории на Кавказе. Тогда-то и вспомнились наблюдения царского астронома. В 1932 году в Абастумани началось строительство астрономической исследовательской станции. В те времена уже существовали обсерватории в Пулково, Одессе, Казани и Крыму. Теперь же предстояло создать первую звездную астрономическую научную станцию на Кавказе.
Перед поездкой в Абастумани я немножко нервничала. Во-первых, так нередко происходит со мной в предвкушении предстоящих интересных встреч. Во-вторых, мои астрономические познания достаточно скудны, потому что до сих пор мне не доводилось углубляться в эту тему. Пришлось для «разогрева» кое-что почитать, а также пообщаться в Тбилиси с бывшим директором абастуманской обсерватории Гиоргием Джавахишвили, который пригласил меня к себе в гости.
Этот ученый – великолепный рассказчик. Сложные вещи он объясняет просто и доступно. Мы долго беседовали с ним про славную историю научного городка «на горе», как с любовью называют астрономы свой исследовательский центр.
От Гиоргия я узнала, что в советские времена в обсерватории жили и работали ученые разных национальностей. Это место считалось невероятно престижным, и попасть туда на работу было непросто. Проживавшие в научном городке ученые и их помощники, а также их семьи (которых в лучшие годы обсерватории насчитывалось до 450 человек!), принадлежали к самой что ни на есть настоящей советской элите.
Например, я спросила Гиоргия о том, на самом ли деле, чтобы стать астрономом, нужно обязательно быть немного «не от мира сего», и в ответ на это вот что он вспомнил про свою молодость:
«Когда мне было 25, я познакомился с одной девушкой. Когда она узнала, что я астроном, она была восхищена и сказала: «О, у тебя такая профессия! Ты знаешь про то, что творится в космосе, и потому тебе, должно быть, наплевать на то, что происходит у нас на Земле». Тогда я на нее обиделся. Но сейчас я понимаю, что это, наверно, лучшая характеристика астронома. Когда думаешь о том, какие вещи творятся в космосе, начинаешь понимать, что такое сегодняшний день или время и какие масштабы имеет наша Земля по сравнению с космосом. Астрономия – действительно философская наука. Если мыслить в масштабах космоса, то человек должен быть меньше зависимым от суеты каждодневной жизни. Но, к сожалению, мы люди все равно сильно привязаны к ней».
Гиоргий рассказал мне захватывающую историю про одного «эталонного ученого», академика Ролана Киладзе:
«Киладзе все время, и летом, и зимой, ходил в одних и тех же кедах. У него не было времени думать о чем-либо другом, чем о своих формулах. До самой смерти этот исследователь жил только своей работой».
Кстати, несмотря на то, что Киладзе сделал множество открытий и был лауреатом многих премий, до 1991 года он считался «невыездным», поскольку в сталинское время его родителей репрессировали.
Некогда в Абастумани было пятнадцать телескопов, а сейчас в рабочем состоянии лишь несколько из них. Большинство телескопов механические, и потому ученые обсерватории, как и прежде, ведут ночной образ жизни:
«Представьте себе, что и летом, и зимой, как только появляется «хорошее небо», у нас с коллегами возникает нервный тик: «Что ты сидишь дома? Если «хорошее небо» и ты не наблюдаешь, ты можешь пропустить нечто очень интересное!»»
Астрономом, как и программистом или математиком, может стать далеко не каждый, говорит Гиоргий:
«Астрономы – фанаты, в каком-то смысле, это не полностью нормальные люди. Чтобы быть астрономом, надо быть немного чокнутым. Например, вместо того, чтобы спать себе дома ночью в уютной постели, надо идти наблюдать. Но, с другой стороны, если ты такой чокнутый и ты идешь на это, у тебя будет работа, которая даст тебе радость на всю жизнь. Я словами не могу передать то счастье, которое дает мне астрономия!»
У Гиоргия есть свои любимые объекты для наблюдения, например, туманность Орион: «Это очень красивая туманность. Бывает, я работаю всю ночь, и когда под утро я заканчиваю программу наблюдений, то поворачиваю мой телескоп и просто рассматриваю эту туманность. Это такое приятное ощущение! И ты безмерно счастлив, когда находишь в своих наблюдениях какую-то новую деталь».
Узнав, что Гиоргий не только работает в обсерватории, но и преподает в университете, я искренне обрадовалась. Думаю, что теперь за грузинскую астрономию можно не переживать: если во главе этой науки стоят такие люди, как он, то у старых добрых традиций, наверняка, найдется достойное продолжение. Своей любовью к этой профессии Гиоргий может заразить кого угодно. И его жена Эка – лучший тому пример.
Угощая нас вкусным тортом, Эка подсела к нам, чтобы выпить с нами чаю и послушать нашу беседу. На мой вопрос, что значит для нее астрономия, Эка ответила:
«Я тоже влюбилась в эту науку, и в Абастумани я влюбилась! Когда наши отношения начинались, я помню, как я впервые приехала к Гие в Абастумани, и мы сидели вечером за столом, и вдруг он взял меня за руку и говорит: «Пойдем, я покажу тебе Сатурн!». И это было так естественно, и одновременно сверхромантично! Я этого никогда не забуду: мы стоим под открытым куполом, звезды — наверху, и мы — как будто вот-вот полетим туда сами!..»
В общем, девушки, поосторожнее там с астрономами!
В связи со своей поездкой в Абастумани не могу не вспомнить снова о том, что Грузия – невероятно гостеприимная страна, где живут теплые и отзывчивые люди. В этом я еще раз убедилась, работая над своей историей об обсерватории. Через знакомых и Фейсбук я быстро нашла тех, чья жизнь долгое время была связана с этой научной станцией.
Например, Ольга Сова, дочь астронома. Ее детство прошло в обсерватории. Или инженер Александр Авсаджанишвили, у которого астроном – жена. Шурик, как его называют знакомые и друзья, в восьмидесятые годы жил в обсерватории в течение десяти лет, работал в исследовательской группе по изучению средних слоев атмосферы.
Шурик — заядлый турист. Вместе с детскими и юношескими группами он обходил и изучил все окрестности обсерватории в радиусе 30 километров. Ольга признается, что «выросла в походах с Шуриком».
Ольга и Шурик предложили сопровождать меня в поездке в Абастумани, чему я, конечно, обрадовалась. Ольга отправилась в обсерваторию вместе со всей своей семьей, мужем и четырьмя детьми. В Абастумани, где сейчас постоянно проживает не больше 110 человек, у них сохранилась квартира.
Также неожиданно Шурик предложил отвезти меня в обсерваторию на своей машине и дать мне приют в своей обсерваторской квартире. И вот мы с ним отправились в путь на его старой «Ниве» – через Боржоми и Ахалцихе вверх – «на гору»!
Приехали мы туда поздно вечером. «Вот это и есть наша обсерватория! Добро пожаловать на обсерваторской земле! – приветствует меня Шурик. — Дай бог, не ты первая, не ты последняя. Мы находимся на высоте от 1603 до 1704 метров. Протяженность обсерватории около 1,5 км».
Первым делом мы идем в гости к Ольге, где нас встречает ее большая семья. В квартире холодно. Дело в том, что центрального отопления в домах больше нет. Оно, как и снабжение горячей водой, прекратило функционировать в смутные 1990ые годы. Теперь в квартирах топят с помощью маленьких печек.
Мы сообща быстро накрыли стол из привезенных из Тбилиси припасов. В гостях – Ольгины дядя с тетей, которые до сих пор живут и работают в обсерватории. Мы ужинаем и весело болтаем о былых временах. И мне уже легко представить себе, какая насыщенная жизнь была раньше «на горе».
«Абастуманскому ребенку», Ольге уже за 40. Но на вид она – милая дитя, хрупкое создание. У нее — молодое лицо и сверкающие, жизнерадостные глаза. Ольге не терпится приоткрыть для меня шкатулку своей памяти: «Детство у меня было замечательное. Это — свобода и полное отождествление себя с природой. В те годы, если помнишь, наша страна стремилась к коммунизму. Но теперь я понимаю, что мы жили уже при коммунизме. Тут у нас была коммуна, фактически мы были изолированы, сами по себе. Все у нас было общее, одна сплошная большая семья, все друг друга знали, тут было много родственников. Те, с кем я жила рядом, училась, с моего дома девочки, мы до сих пор дружим. Это уже неразрывная связь».
Фото: здание обсерваторской библиотеки
Самые яркие Ольгины воспоминания – зима в Абастумани: «Тут зима была суровая, и мы здорово развлекались. Эти сугробы!.. И бесконечные санки, у всех были коньки, мы умудрялись даже на коньках тут кататься. Зима была долгая. Иногда до апреля лежал снег. Но у нас было центральное отопление и всегда — горячая вода. По сравнению с городом внизу, с Абастумани, наша жизнь была землей и небом. Мы, здешние, на горе были элитой. Даже в школе эта дифференциация чувствовалась. Мы были «обсерваторскими». Обсерваторские дети лучше учились, потому что больше внимания уделяли математике, физике».
Вместе со своими абастуманскими друзьями Ольга ездила в школу на автобусе, а уроки иногда ей иногда разрешалось делать прямо в кабинете у папы-астронома, чем она гордилась: «Сами взрослые, наши родители, всегда старались приобщать нас, детей, когда были какие-то важные события: парад планет, комета, полнолуние или солнечное затмение. Взрослые устраивали нам показы, водили нас к телескопам, показывали нам Сатурн, Венеру. Детей приобщали к жизни астрономов. И мы всегда были в центре событий».
Одно из самых ярких Ольгиных впечатлений – туристическая жизнь вместе с балагуром-Шуриком. Когда Шурик появился в обсерватории, Ольге было 14 лет. Тогда и началась ее походная жизнь: «Самый мой большой поход – пять дней. Мы перешли через Зекарский перевал, спустились в Саирме и вернулись. Было очень здорово! По дороге было много грязи, дождя, но и приключений, много смеха, шуток! Мы уставали, но, несмотря ни на что, не отлынивали от работы. Тяжело было вечером палатки ставить, когда дождь идет, мокро и холодно. Но все равно надо ставить палатку, надо искать дрова! Так нас приучали к ответственности».
После увлекательной беседы за трапезой мы направляемся в квартиру к Шурику, чтобы растопить печку, которая, надеюсь, не даст нам замерзнуть ночью. На улице – температура, близкая к нулю. Чтобы перезимовать, нужно запасти от двух до трех кубометров дров, каждый кубометр – 800-900 кг. «В холодные годы, в зиму 1991 — 92 годы, мы эти два кубометра дров вытащили на своей спине. Поскольку на спине больше, чем 20 кг, сразу не вынесешь, приходилось много курсировать», — вспоминает Шурик, рубя дрова прямо посередине своей спальной комнаты, где у него стоит печка-времянка. Но Шурику эти трудности — ни по чем. По всему видно: он закаленный человек, видал виды, и его очень легко представить себе даже в роли морского волка!
Пока печка разгорается, мы идем под один из куполов обсерватории, чтобы посмотреть, как трудятся астрономы по ночам.
Обсерватория находится прямо в лесу, и от горного лесного воздуха кружится голова! Снега пока немного. Скоро – полнолуние, и на улице очень светло. Небо ясное и до него — рукой подать! Помпезные сталинские постройки обсерватории в лунном свете смотрятся весьма внушительно.
Подойдя к одному из зданий с куполом, мы стучим в двери, но нам никто не открывает. Шурик делает пару звонков по телефону, и мы узнаем, что астрономы на работу еще не пришли. Не удивительно, ведь мы ведь имеем дело с «профессиональными совами»! Пока мы ждем перед входом, Шурик курит, а я то прыгаю на месте, то переступаю с ноги на ногу, чтобы согреться.
Наконец, приходят астрономы и ведут нас под купол. Телескопы стоят под открытым небом. Рядом с телескопом – компьютер, через который ведутся наблюдения.
Астроном-старожил, Гиви Кимеридзе, работает в обсерватории с 1970 года. Он знакомит меня со своим рабочим местом, рассказывает про свои исследовательские объекты, блазары и пульсары, употребляет много не знакомых мне научных терминов, но старается объяснить мне все как можно более понятно. Мне это, правда, интересно, но уже слишком поздно и жутко хочется спать, и самое страшное: мне безумно холодно!
Видимо, чтобы немного «расшевелить» меня, Гиви разворачивает свой телескоп на Луну, кое-что настраивает в нем и, заранее извиняясь, что во время полнолуния поверхность Луны трудно разглядеть, потом дает мне посмотреть в телескоп. «Вот сейчас Вы видите более красивую часть Луны. Это лунные горы, а Солнце их освещает. Сейчас увеличение идет в 250 раз. А если было бы большее увеличение, было бы еще красивее. Посмотрите на кратеры. Размер самых больших кратеров на Луне — до 400 км. Кратеры на Луне образуются от того, что Луна не имеет атмосферы».
Потом мы стоим на террасе купола, и Гиви рассказывает мне о том, что техника в обсерватории устарела, а наука-то движется вперед, и надо покупать новые телескопы, чтобы идти в ногу с прогрессом.
Когда мы возвращаемся в квартиру к Шурику, там уже намного теплее, но я успела так замерзнуть, что дрожу всем телом. Невероятно, как работают астрономы в таких условиях? Какую надо иметь закалку? Шурик поит меня горячим чаем с вареньем, растирает мне ноги водкой и рассказывает о том, как ему жилось тут в прежние времена.
Шурик признается, что для городских новичков самая большая проблема в таких местах – уединение: «Первая зима, которую я провел здесь один, была для меня психологически тяжелой. Работала столовая, работал магазин, регулярно привозили хлеб и продукты. Но вот это одиночество… Не каждый может выносить долго сам себя. Но потом я на гитаре научился играть, и мне стало веселее».
Однако, говорит Шурик, условия для научной деятельности и для воспитания детей были «на горе» идеальными: «Тут экологически чистая жизнь и удобно заниматься научной работой: наблюдать за миром, над собой, делать выводы». Однако все равно проблема обсерватории, по мнению Шурика, — это проблема сельской общины: «Деревенский мир – достаточно консервативный и жесткий. В городе жить социально комфортней. Тут сельский образ жизни и тотальный контроль. Сюда надо приезжать уже созревшим, сформировавшимся человеком».
На следующее утро я гуляю с Ольгой по территории обсерватории, и она рассказывает мне о своих детских забавах: как дети соревновались друг с другом в смелости, втихаря забираясь на телескопы или в подвалы обсерваторских помещений, как на спор прыгали с обсерваторских крыш на землю. «Жили и играли дети большей частью в лесу, — вспоминает Ольга. — Мало кому в голову приходило сидеть дома, ведь дома было скучно. Игры мы всегда придумывали себе сами. Я вспоминаю свое детство и думаю, что сейчас мне уже просто не верится, что были когда-то такие времена!»
Ольга показывает мне здания библиотеки, начальной школы, магазина, гостиницы, столовой, где жителей поселка устраивали всевозможные праздники. Был в научном городке даже клуб-кинотеатр, куда приезжали на гастроли эстрадные артисты. Обсерватория в те годы была очень популярным местом!
Теперь со снабжением хуже. Жителям «горы» приходится ездить за продуктами в город. Многие используют для этого канатную дорогу. Слава Богу, она работает! Ольгин двоюродный брат Алик, экономист по образованию, обслуживает эту канатку. Из его рабочей кабины с пультами и монитором открывается вид на покрытые снегом горы! Алик рассказывает, что хотя вся техника устарела, дорогу регулярно обслуживают и проверяют на безопасность, так что бояться поездок незачем. «Не скучно ли ему — вот так работать изо дня в день?» — поинтересовалась я. – «Разумеется, скучно! Но скучно ведь бывает всем!» И что он делает, когда ему скучно? – «Ничего не делаю, на горы смотрю. Эти горы не любить нельзя».
После обеда мы с Шуриком едем на экскурсию в город Абастумани, где еще сохранились царские дачи, а также царские бани и множество некогда популярных санаториев. (Об этом – отдельная история).
На следующий день старожил обсерватории, Эдуард Джаниашвили, водит меня по обсерваторскому музею, рассказывает про историю этого научного центра, про свои собственные исследования, условия работы астрономов, а также про свою мечту о восстановлении прежнего научного духа.
Даже в трудные девяностые, когда ученые вынуждены были менять одежду на продукты у крестьян близлежащих деревень, научная жизнь шла своим чередом, говорит Эдуард: «Мы продолжали работать. У нас работа сидит в крови. Каждый день мы должны что-то делать в астрономии, потому что наука очень быстро развивается. Правда, не было у нас электроэнергии, финансов, но мы занимались своим делом в ожидании хорошей жизни в будущем».
С тех пор много техники пришло в негодность. В последние десять лет свой рабочий телескоп Эдуард чинил сам, своими руками. Он сам купил себе компьютер, чтобы оптимизировать свои наблюдения. Теперь под купол подниматься нужно только для того, чтобы настроить телескоп, а наблюдать можно уже в рабочем кабинете. Но, если бы у него был автоматический телескоп, то наблюдать можно было бы даже из Тбилиси. Эдуард говорит, что в наше время некоторые японские астрономы-любители с помощью своих карманных телескопов иногда получают лучшие данные, чем это можно сделать сейчас с помощью обсерваторской техники.
От Эдуарда я узнаю, что многие из его коллег-ученых, особенно астрофизиков, уехали работать за границу. Но назвать это утечкой мозгов, по мнению Эдуарда, нельзя, потому что научный обмен сохраняется и потому что «коллеги смогли найти применение своим знаниям в нужном месте». «Правильно говорят, что наука – это для состоятельных людей. Это мы, кто здесь остались, держимся на энтузиазме. Многие этого не переносят, ищут лучше оплачиваемую работу и отходят от научной деятельности, а это плохо. У меня нет времени искать что-то иное, потому что уйма работы в астрономии, и нужно каждую минуту, каждую секунду заниматься этим делом. А сразу двух зайцев ловить нельзя. Работать в астрономии и просто любить астрономию – это две разные вещи», — заключает Эдуард.
После нашей долгой беседой с Эдуардом я по рекомендации родственников Ольги забегаю в гости к еще одному старожилу «горы», Бэлле Лоховой, или «тете Бэлле», бывшему секретарю директора обсерватории академика Евгения Харадзе.
Фото: «Тётя Бэлла», секретарь академика Харазде
Меня встречает обаятельная 84-летняя женщина, которую назвать старушкой язык не повернется. Гордость за то, чем она занималась всю свою жизнь, с кем общалась, отложила отпечаток на всем ее внешнем облике, на осанке, выражении лица, умении подать себя. Надень на нее красивый костюм и повесь ей на шею нитку жемчуга – и можно легко представить себе «тетю Бэллу» в образе секретаря директора обсерватории даже сейчас, в ее продвинутые лета. Пребывая в приятной ностальгии, Тетя Бэлла то и дело приподнимает вверх глаза, рассказывая мне о том, как она благодарна судьбе за то, что у нее «была такая фантастически интересная, яркая жизнь», и за то, что ей есть теперь, что вспомнить. Тетя Бэлла рада найти в моем лице любознательную слушательницу: все ее соседи по подъезду разъехались, кто куда.
Когда занимаешься любимой работой, время пролетает незаметно. Так случилось со мной в этой поездке. Всего за три моих обсерваторских дня у меня набралось столько впечатлений, будто бы провела в Абастумани минимум неделю.
Этим же вечером мы с Шуриком держим путь обратно в Тбилиси. По дороге у меня перед глазами стоят ученые-фанатики, люди-энтузиасты, взгляд которых вопреки всему остается устремленным в небо.
Тбилиси – Абастумани, 28 декабря 2015
