В шкатулке своих грузинских открытий я долго хранила Аджарию как лакомый кусочек, отдавая себе отчет в том, что для познания этого края мне потребуется немало времени. И когда, наконец, это время у меня нашлось, открытия посыпались на мою голову, как драгоценные дары. В этом эссе я постаралась описать опыт, полученный мной во время путешествия по Аджарии, горной и приморской.
Аджария – совершенно особенная часть Грузии. Она похожа на пазл, от которого так рябит в глазах, что непросто сложить воедино всего его части. история этого края, который входил когда-то в Древнюю Колхиду, — это не только великий каламбур, но и большая интрига. К примеру, кем было население этой местности в древности и какую взаимосвязь оно имеет с жителями сегодняшней Аджарии? Кто может ответить на этот вопрос наверняка?
История этого края, который входил когда-то в Древнюю Колхиду, — это не только великий каламбур, но еще и большая интрига. К примеру, кем было население этой местности в древности и какую взаимосвязь оно имеет с жителями сегодняшней Аджарии? Кто может ответить на этот вопрос наверняка?
Например, в книге «Батум и его окрестности» издания 1906 года про древнюю историю Колхиды можно прочесть следующее:
«Древнейшее население страны составляли колхи, гениохи, халдейцы, месхи и тубалы. Народы эти имели свою культуру и стояли на высокой ступени торгово-промышленного развития. Они вели торговлю с финикиянами, высылая им рабов и медную посуду, обрабатывали лен по египетскому образцу, на чем, между прочим, Геродот основывает свое предположение о происхождении колхидцев от египтян, а не от греков, занимались скотоводством, умели выделывать кожи, продавали строевой лес для кораблей.
Народы эти имели свое прекрасно вооруженное войско, были искусны в военном деле и храбры в походах, а в частной жизни любили веселье (…). Неудивительно поэтому, что все великие завоеватели древнего времени были властителями этой прекрасной страны, отмеченной в народном творчестве древних греков как источник золота, богатства, а, следовательно, и народного счастья. По словам Геродота, Колхида подчинялась египтянам, эллинам, персам, скифам, римлянам, монголам, генуэзцам, арабам, византийцам, туркам и пр.»
Исходя из этого, смею предположить, что, если в Грузии когда-либо и существовал великий котел наций, им была именно Аджария. За этот край сражались великие империи, оставившие свой след в культурно-историческом наследии этих мест. Но не всегда эти империи несли с собой смерть, беды и разрушения. Наоборот, многие великие достижения, усовершенствования и открытия были связаны с их борьбой. Иначе разве сегодня нас радовали бы мосты царицы Тамар, рассыпанные, как жемчуг, по всей горной Аджарии? Это мосты, построенные в средние века по древнеримской технологии, когда времена римского господства были уже позади, лежали на основных торговых путях того времени.
Или вот еще другой пример. Город Батуми, в древности известный как Bathys, или «глубокий порт», некогда лежал в неприглядной болотистой местности, где не было спасения от комаров и малярии. Завоеватели, использовавшие порт в стратегических и торговых целях, немало потрудились, чтобы осушить болота и облагородить этот край.
Приехав в Аджарию с целью исследования ее культуры и истории, я скоро поняла, что этому делу можно посвятить полжизни, так толком ничего и не узнав, потому то части мозаики часто отсутствуют вовсе или они разбросаны слишком далеко друг от друга. К тому же тем для изучения – великое множество.
Например, один весьма любопытный момент: что представляла из себя древняя римская провинция Лазика и кем были лазы, о дерзости и храбрости которых сложены легенды? Например, академик Марий Броссе, занимавшийся исследованиями Грузии, удивлялся, до чего мало была изучена Лазика грузинскими историками. Он также отмечатл, что даже сведения греков, которые вели в этой местности многочисленные войны и сражения, сбивчивы и неточны.
В наши дни лазы населяют всего один аджарский городок, Сарпи. Остальные живут в Турции, в районе Трабзона. Лазы – известные воины и мореходы, а также мастера по обработке дерева и искусные строители. Говорят, что аджарский хачапури, лодочка с сыром и яйцом внутри, был изобретен именно ими, а крепость Петра в с. Цихисдзири близ Батуми называли когда-то «крепостью дьявола», «каджетис цихе», потому что населявшие черноморское побережье лазы считались кроме всего прочего ловкими, хитрыми, храбрыми пиратами, словом, морскими дьяволами. Предположительно эта крепость была описана в поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», написанной в XII веке. В те времена «крепость дьявола» считалась неприступной, потому что в ней селились злые духи. Именно там Руставели поместил в заточение свою героиню Нестан-Дареджан.
Про населявшие Колхиду и Лазику народности можно найти немало сбивчивой информации. Так, в книге «Батумское побережье. Русские тропики» батумского издания 1911 года говорится:
«С древних времен Лазика была разделена на мелкие вассальные владения, иногда соединявшиеся в одно государство, но чаще того страна подчинена бывала внешним завоевателям. Много интересных сведений об этой стране сообщает Геродот, Страбон и другие древние историки. Они дают нам весьма ценные и точные сведения о древней географии страны, о ее народах – колхах, гениохах, халдейцах и т.д. (…) Но, к сожалению, в древних летописях не сохранилось никаких данных для определения генетической связи этих племен, оставивших после себя только географические названия. Описания отдельных кавказских народов у классических авторов близко подходят ко всех кавказским народам, и отыскать среди них предков обитателей современной Колхиды очень трудно. Легко может быть, что некоторые из колхидских народов, упоминаемых древними писателями, выродились, образовав новые этнографические помеси, а иные племена навсегда покинули эту страну и ушли в другие места, уступив свои пепелища новым пришельцам. Не менее вероятно, что многие из прежних родов мало изменились этнографически, живут до сих пор в тех же местностях, где жили их предки, современники Рамзеса, Кира и Помпея. Как велико было здесь число разрозненных народностей в сравнительно недавнюю эпоху, видно из того, что, как говорит Страбон, римлянам приходилось содержать 70 переводчиков для сношения с обитающими на Кавказском побережье Черного моря народностями».
Вероисповедание жителей Аджарии тоже показалось мне интригующей темой. С одной стороны, именно Аджарию можно считать колыбелью христианства в Грузии, ведь Андрей Первозванный проповедовал в местных горах уже в первом веке нашей эры. С другой стороны, на протяжении трех столетий тон здесь задавала Оттоманская империя, политика которой состояла в том числе в исламизации местного населения. При этом нужно отметить, что издревле понятие «грузин» было тождественно христианской православной вере. И потому грузины, переходившие в мусульманское вероисповедание, по крайней мере в глазах своих соотечественников как бы теряли свою национальную идентичность. Однако аджарцам удалось избежать этого.
Вот что рассказал мне Темур Тунадзе, историк из Батуми, про вероисповедание аджарцев:
«У нас в Грузии национальность и вероисповедание так сблизились, что по отдельности представить их очень трудно. Однако из-за распространения мусульманства в Аджарии эта тема, не могу сказать, что играет большую роль здесь. Из-за того, что люди изменили свое вероисповедание, насильственно или нет, они первыми стали осмысливать то, что вера у них другая, но что нельзя путать ее с национальностью. Они не желали потерять свою национальную идентичность, как это раньше было принято. Аджарцы разрушили симбиоз веры и национальности».
Кроме того, трудно не заметить, что отношение людей к вероисповеданию в Аджарии достаточно толерантное. В ходе моего путешествия и многочисленных бесед у меня сложилось впечатление, что у жителей Аджарии – христианство – на генетическом уровне, потому что все мои собеседники на вопрос, какую религию они исповедуют, отвечали примерно так: «Изначально мы, конечно, – христиане, но потом, знаете, сюда пришли турки, и мы …».
В разные времена аджарцы пережили абсолютно разные перипетии: христианизация – исламизация – атеизм советского розлива – ре-исламизация и, в конце концов, ре-христианизация. Советский период в вопросах веры был, пожалуй, самым беспощадным. К мусульманам советская власть проявляла еще меньшую толерантность, чем к христианам, хотя за людьми, посещавшими и мечеть, и церковь органы следили, пожалуй, с одинаковой бдительностью.
Например, мой знакомый из Хуло Якоб – мусульманин с христианским именем. Почему, спросите вы? Его отец был активно верующим мусульманином, но имя своему сыну дал такое, чтобы «не бросалось в глаза». По рассказам Якоба, против прихожан церкви в советские времена не было таких страшных репрессий, как против мусульман. «В Бога у нас верили всегда, — рассказал он. – Но старики молились, а детям этого не разрешали. Где у нас в Хуло сейчас стоит мечеть, там раньше был склад. И молились мы все так, чтобы этого никто не заметил. Даже похороны нельзя было проводить по мусульманским обрядам. И потому похороны проводились ночью. Если бы кто-то узнал, что мы покойника по мусульманским обрядам хоронили, нас могли лишить работы».
Как мне показалось, в наши дни влияние православной церкви в Аджарии усиливается, хотя еще в 1990ых, по рассказам жителей Хуло, православных священников местные мусульмане встречали тут чуть ли ни с оружием в руках.
На самом деле во время моего вояжа я заметила, что к вопросам веры здесь относятся вполне эклектично: мусульмане с удовольствием пьют вино и чачу, а христиане не упустят шанса … приударить за чужой женой. (Это, конечно, шутка, в которой, само собой, есть доля шутки).
На самом деле находиться среди аджарцев комфортно человеку с любым вероисповеданием. И отличное тому подтверждение – недавно открывшийся близ Шуахеви отель «Gomarduli Zen Garden», всем своим видом напоминающий какой-нибудь буддистский ретрит. Когда я ехала в Гомардули, меня интриговал вопрос: как вписывается «дзэн» в мусульманскую реальность этого удаленного от мира райского уголка.
Хозяин отеля, украинец Евгений вот что рассказал про отношение местных жителей к своему заведению: «В местные реалии мой отель вписывается очень даже нормально. Я ведь не пропагирую здесь своих взглядов. Конечно, чисто с эстетической стороны, это выглядит, наверно, так: какой-то буддистский монастырь, кайдзэн, на земле, которая долгое время была мусульманской. Но в реальности тут многие люди ходят и в мечеть, и в церковь и не особо религиозны в целом, что нам на руку, потому что религия не стоит между нами и мы можем общаться просто как люди. А у нас тут просто порядок и человеческое отношение — вещи, которые уважают во всем мире независимо от религии или расы».
В селе Квирике Кобулетского муниципалитета я посетила одну старинную деревянную мечеть, творение рук лазских мастеров. Ходжа, Аслан Абашидзе, провел для нас небольшую экскурсию, во время которой он с грустью в голосе сокрушался о том, что его односельчане не особенно разборчивы в вопросах веры: «Они и в то верят, и в это. Но это неправильно. Когда у человека несколько вер, это уже не то. У меня есть родственники, которые перешли (в христианство), для чего, я сам не знаю. Я ведь тоже не делаю на 100 процентов всего, что написано в Коране. Почти все люди нарушают законы. Тем более в христианстве больше ритуалов, чем здесь. Но многие носят кресты и думают, что этим все кончается. Но этим не кончается, веру надо в сердце носить. Есть такие мусульмане, которые в мечеть не ходят, просто по праздникам вспоминают, что они мусульмане. Для человека самое главное – чтобы была вера. Остальное само собой придет. Бог все видит. Каждый из нас к Богу идет одной дорогой, и все будут перед Богом отвечать на вопросы – и не важно, кто мы, мусульмане или христиане».
Ведется немало споров на счет того, откуда пошли аджарцы. Согласно одной из версий, это не племя, а топоним, который произошел от названия реки Аджарисцкали, и что по происхождению аджарцы – большей частью гурийцы, а также мегрелы и лазы. Но есть и иное мнение: аджарцы – это такая же народность, как и гурийцы, мегрелы, осетины или абхазы.
Мне трудно судить, какая из двух гипотез ближе к правде. Как бы там ни было, знаю одно: аджарцы – это гостеприимный и теплый народ. Но если прочитать описание столетней давности, то этот народ можно испугаться.
Выдержка из книги «Любопытные уголки Кавказа. Батумский округ. Сванетия» издания 1886 года, Тифлис:
«По рассказам и очень ограниченным личным наблюдениям можем только заметить, что жители округа дики, крайне страстны и подвижны, отдаются первому порыву без анализа и рассуждения, хотя на вид, в мелочных отношениях, показываются очень сдержанными и как будто умеющими владеть собою: фанатики они страшные, особенно в обрядовых сторонах религии, и сильно ненавидят русских (…).
Кровомщение исповедуется в округе повсеместно и, говорят, счеты по этой части так сложны и запутаны между жителями, что редкие из них отправятся в дорогу ночью, если не за ним, а за кем-нибудь из его родственников числится кровавый должок, а кровомстители находят удобнее всего выполнять свои обязанности ночью.
Зато днем они очень любят прогуливаться безо всякого дела из селения в селение и при этом с наслаждением стреляют в воздух из ружей».
Слава Богу, на моем пути через перевал Годердзи в Хуло, столицу горной Аджарии, выстрелов я не услышала. Зато мне показалось, что в горах Аджарии легко подружиться с каждым местным жителем.
В Хуло, например, когда я искала информацию про время открытия местного этнографического музея, мне предложил свою помощь один добродушный мужчина, Якоб, подрабатывающий таксистом в центре города. Узнав о цели моего приезда в Аджарию, Якоб не только отвез меня домой к экскурсоводу музея, чтобы побеседовать, но и организовал потом встречу с одним своим родственником, историком. После этого Якоб торжественно объявил мне о том, что его дочь уже ждет нас дома с ужином, где для меня приготовили блюда местной кухни. Но перед этим мы, конечно, съездили еще и к одному из мостов царицы Тамар, этому непременному атрибуту горной Аджарии. Как с гордостью рассказал мне родственник Якоба, историк Джемал, «в Грузии Золотой век истории, т.е. время правления царицы Тамар и время творчества бессмертного поэта Шота Руставели, случился на целый век раньше, чем европейский Ренессанс».
Дома у Якоба меня ждали дочь и его мать, 92-летняя Фати. Ими был накрыт стол, состоявший из местных деликатесов, – синори, местной лазаньи, бурано, картофельного пюре с сыром, и очень своеобразного сыра чинчили. К нашему застолью, которое Якоб скрашивал тостами, музыкальными паузами в виде игры на аккордеоне и песен, вскоре присоединилось еще несколько родственников. Говорили мы о жизни теперь и сейчас, о богатых традициях и нравах местного края, а также о делах семейных.
Больше всего меня впечатлила Фати, мать семерых детей и бабушка семнадцати внуков. Эта спокойная женщина с мудрыми проницательными глазами внимательно до самого конца наблюдала за нашим застольем. И было заметно, насколько Якоб гордится своей матерью, которая «никогда не покидает стола раньше гостей».
Грех было не спросить Фати о том, когда ее жизнь была лучше, раньше или теперь. Признаюсь, я ожидала услышать типичный для пожилых людей ответ: что, мол, раньше все было гораздо лучше. Ответ Фати поразил меня: «Раньше, когда мы были молодыми, людям приходилось очень тяжко. Мы много работали, но жили мы очень бедно. У нас не было много кукурузы, не было и хлеба. И потому, чтобы выжить, нам приходилось есть даже кукурузную шелуху. А сейчас посмотрите сами: у нас на столе есть все, и хлеб у нас тоже есть всегда». «Конечно, — прибавила Фати, — счастливее всего я была, когда у меня рождались дети и когда мой покойный супруг был рядом. Растить детей нам помогала вся большая семья, старики всегда жили вместе с молодыми».
Семейная история Якоба, пожалуй, типична для жителей этих мест: «Мой отец родился в 1910 году, и он всегда был очень здоровым человеком, все время ходил пешком и машины никогда не ждал. Мой отец был ходжой, и он никогда не боялся молиться. У нас в Хуло мечеть не работала, и потому отец ездил в мечеть в Батуми. Но КГБ всегда следило за всеми, кто ходил в мечеть. И поэтому стали создавать проблемы моему брату, который в те годы работал в Хуло следователем. Когда его должны были у нас в городе назначить судьей, брату сказали, что раз его отец мусульманин и молится, то, если он хочет стать судьей, то пусть скажет отцу, чтобы тот сбрил бороду и перестал молиться. Но мой отец всегда был мусульманином, он и слышать о подобном не пожелал! И тогда брата не поставили судьей, и он уехал работать в Батуми».
Кстати, теперь семья Якоба – частично христианская: его дочь вышла замуж за имеретинца, парня из Кутаиси, и сменила веру. Стала христианкой и его сестра, которой предложили работу в христианском колледже в Хуло. Основным требованием при принятии на работу был переход в православную веру.
Во время застолья мне бросилось в глаза, что местные женщины алкоголя не пьют совсем. Однако это ни коим образом не касалось меня: мне как гостье постоянно подливали вина и даже регулярно пытались заставить меня «пить до дна». «Раз ты христианка, значит, «напиток» пить должна», — такой вердикт выносили мне мои новые друзья. Иногда меня спасало лишь то, что я была за рулем, и это давало мне в руки некие козыри. В гостях у Якоба мне приходилось жестко отстаивать свое право быть наравне с непьющими женщинами.
Вот что говорит нам об этом путешественник XIX века (И. Каневский «Любопытные уголки Кавказа. Батумский округ. Сванетия», Тифлис 1886 год):
«Отношение мужчин к женщинам в некоторых подробностях очень странное; это какая-то смесь пылкой южной ревности, питаемой религиозными установлениями, и не то рыцарства, не то гадливости и пренебрежения (…).
Запирают и закутывают их самым усиленным образом, чуть ли ни герметическим, и выпускают из-за решеток только на полевые работы и то при условии, что неверный глаз гяура не мог любоваться и из-за десятков сажен закутанною фигурой с мотыгою в руках (…).
Как дики, робки и ограничены эти несчастные женщины, запрятанные природою в глухих недоступных ущельях и запертые суровыми обычаями в гаремах – трудно себе и представить».
В этнографическом музее в Хуло экскурсовод рассказала мне немало любопытных историй про эмансипацию аджарских женщин особенно в советское время: представительниц слабого пола стали брать на работу в местный театр, давали им возможность выступать в знаменитом ансамбле песни и пляски, работать на общественных должностях. Тем не менее, смею заметить, что несмотря на эмансипационные течения последнего столетия, в горах Аджарии в социальной иерархии женщины, на мой взгляд, до сих пор находятся несколько ниже мужчин. Хотя, конечно, по сравнению с тем, как это было в давние времена, сейчас – прогресс, несомненно, огромный.
В гостеприимном доме Якоба меня пригласили остаться на ночлег. И потому мне пришлось отказаться от запланированной ночевке в гестхаузе, которую Якоб сам помог мне организовать сразу после нашей случайной встречи в центре города. «Подумаешь, можешь просто не явиться туда вечером, вот и все тут!» — «Но ведь там меня ждут с ужином, как мы и договорились!» — «Подождут и перестанут, не волнуйся! Другие гости с удовольствием съедят твой ужин за тебя — без проблем!» — «Но мне неудобно так поступать, надо же переговорить с хозяйкой, чтобы меня не ждали». — «Ну, тогда, если тебе неудобно, тогда иди к ним сама и предупреждай. Я с тобой туда не пойду, а то они на меня разозлятся, что я украл у них гостью», — с ухмылкой возразил Якоб. Пришлось идти мне одной и «каяться в измене».
Что тут добавить? Как объяснили мне в Аджарии, у гостя — божьи ноги. Разве теперь не понятно, почему каждый аджырец норовит получить гостя в дом? В этнографическом музее в Хуло и в Батуми мне рассказали, что в каждом аджарском доме всегда в обязательном порядке имелись почетные покои для гостей. К ним, на второй этаж дома, через балкон, как правило, вел отдельный вход.
Гостеприимство – это феномен, заложенный в этнопсихологии грузин в целом и аджарцев в частности. В этом я вскоре снова убедилась, случайно заехав еще в одно село, Цкарота. Там меня ожидал сюрприз, или, может, все закономерное развитие событий? Меня неожиданно снова пригласили в гости!
Один случайный прохожий, Зураб, увидев, что я заблудилась, предложил мне навестить по этому поводу его семейство. Грех было бы отказаться от того, чтобы узнать, как живут в высокогорных традиционных селах, коих в современной Европе раз, два и обчелся: где жизнь течет так, как текла, может быть, и сто, и двести лет назад. И мои предположения подтвердились: 36-летний Зураб – глава семьи, состоящей из него, молодой красавиц-жены, бабушки-вдовы в черных одеяниях и троих сыновей с живыми смышлеными глазами – живет на полном самообеспечении с помощью сельского хозяйства, несмотря на то, что у самого множество других профессий. В хозяйстве у Зураба – скот и кролики, большой сад и огород, где растет все в избытке. Он даже сам выращивает табак и гонит водку.
В большом доме на сваях, полностью сделанном из каштана, пахло, словно в сказочном тереме: уютом, теплом и комфортом. Вид с балкона на близлежащие села и горы открывался такой, что мне показалось, будто вечность раскрыла для меня свои объятия. Кстати, похожее наблюдение сделал позже и Евгений, хозяин «Дзэн гардена», заметив: «Люди в этих краях живут так, как будто собираются жить вечно».
После нашего спонтанного застолья в доме у Зураба, а также множества тостов, шуток и смеха мы с Зурабом прогулялись по его родной любимой деревне, о которой он говорил с большой любовью. После чего мой новый знакомый показал мне несколько достопримечательностей. Естественно, мне повезло увидеть еще один мост Тамар, космические водопады на горной речке, где так приятно освежиться во время душного дневного солнцепека, а также старинные водяные мельницы для перемалывания кукурузы.
Мне кажется, что, даже пробыв в горах Аджарии долгое время, трудно перестать восхищаться роскошью местной природы: многочисленными и не похожими друг на друга водопадами, шумными горными речками и ручьями, скрытыми от глаз озерами, щедрой растительностью этих мест, иногда напоминающих джунгли, а также панорамными перспективами, открывающимися тут на каждом шагу.
В Аджарии четыре национальных парка: Кобулетский, Мтирала, Кинтриши и Мачахела. И каждый из них – настоящее сокровище.
В еще одном живописном ущелье Аджарии, Мачахельском, мы вместе с моим новым другом, кобулетским историком и краеведом Сулханом, пытались отыскать некие диковинные водопады, только недавно открытые для публики. Стремительное развитие туризма в последние годы быстро переориентировало местную экономику. Почти что в каждом селе, как грибы после дождя, стали появляться все новые гостиницы и домашние отели, также был дан толчок и для развития народных промыслов. Кроме того, у местных жителей появился жгучий интерес к тому, чтобы открывать для путешественников новые интересные места и маршруты близ своих деревень. На одного из таких энтузиастов, Михо Коколадзе, мы с Сулханом и наткнулись случайно, когда искали загадочные водопады-близнецы.
К селу Коколети нас вела узкая крутая дорога, по которой мы поднимались на машине все выше и выше, казалось, в самое поднебесье. В конце села – дом, рядом с которым мы остановились, чтобы расспросить кого-то из местных жителей, как найти водопады. Наш собеседник Михо оказался легким на подъем и чрезвычайно общительным. Он сразу же объявил нам о своей готовности помочь в поиске: «Вам повезло! Это я недавно открыл эти водопады! Давайте я подсяду к вам в машину, и мы проедем вместе немного дальше, а потом пройдемся пешком прямо туда».
Через минут пятнадцать пути мы оставили машину в лесу на узкой дороге и дальше зашагали пешком. Михо рассказал нам о том, что эту живописную тропинку, оснащенную деревянными ступеньками и даже перилами, недавно сделал он сам вместе со своими односельчанами. Чем дальше мы продвигались в глубь леса, тем больше местность напоминала нам некое абсолютно глухое и дремучее аджарское Лукоморье. Чтобы попасть к водопадам, шум которых был слышен издалека, нам пришлось несколько раз перейти через бурную горную речку, шагая по огромным поросшим мхом, скользким валунам. В одном месте речку перегородило огромное свалившееся в воду дерево. И каждому из нас пришлось принимать нелегкое решение – перелазить над или под ним. Благо, что в этих местах Михо знал каждый камень – подводный и надводный, и ловко помогал нашему продвижению к заветному месту.
Когда мы подошли близко к этому чуду природы, то поняли, что наша нелегкая игра в Маугли стоила свеч. Могучими потоками, порождавшими мириады брызг, две строптивые горные речки безудержно стремились вниз, образуя треугольник и прямо у наших ног сливаясь воедино с бешеным ревом. Шум стоял неимоверный, такой, что даже слышать друг друга было трудно. Изначально Михо говорил, что тут нам можно будет искупаться. И мы действительно сначала были полны энтузиазма броситься с головой в эти горные потоки. Но уже вечерело, а от прохладных брызг мы и так промокли чуть ли не насквозь и потому решили обойтись без купания.
Место, куда привел нас Михо, расположено высоко в горах. Но наш проводник поведал нам еще одну тайну: там, выше этих водопадов-близнецов, есть еще один шикарный водопад, от которого по-настоящему захватывает дух. Только дорога к нему пока еще не проложена. Дай Бог, и это дело Михо в скором времени тоже осилит!
Мир полон тайн и открытий. И нигде не понимаешь это так четко, как в Аджарии.
Проделав нелегкий путь назад, мы остановились передохнуть, присев на уютные лавочки за столом, на котором мы обнаружили две старинных рюмки из зеленого стекла. «Эти рюмки – мои, — с гордостью объявил Михо. – Я специально оставил их тут для гостей. А сейчас погодите, будет вам еще и водка!» И Михо вдруг убежал куда-то, снова ловко прыгнув в реку. Обратно, он возвратился с трофеем, бутылкой ледяной водки-медовухи: «Я держу ее в реке, в холоде, чтобы пить было приятно. Она моя собственная, самодельная! Гаумарджос, мегобребо!»
В Мачахельском ущелье — сплошные чудеса кругом: водопады, крепости, мечети, мосты Тамар, а также железные подвесные эйфелевские мосты. Однако не только фантастическая природа и памятники архитектуры делают эти места незабываемыми. Людей, как Михо Коколадзе, можно считать еще одним бесценным достоянием этого края.
До распада СССР Михо служил в торговом и военном флоте, был и матросом, и буфетчиком, и поваром, и мотористом, так за одиннадцать лет объездил весь мир. «Когда я ходил в плаванье, я мечтал хотя бы на один день попасть в родное село, сыграть там вечером с друзьями в джокер и снова пойти в рейс. Море, скажу я тебе, очень надоедает. Знаешь, корабль – это плавающая тюрьма, закрытое пространство, одни и те же люди, земли не видно месяцами. Тем более, когда на вахте стоишь полночи и твое время не заканчивается».
Сейчас Михо Коколадзе принимает гостей в своем домашнем отеле, делает мед на своей пасеке и гонит медовуху. С его дома открывается магический вид на все Мачахельское ущелье. «Я, знаете, отпахал свое, — говорит Михо. — Земля, братцы мои, круглая, и вот я вернулся домой. Видимо, я этого заслужил. Я потому я доволен и счастлив. Спасибо Господу за все!» «Когда я в городе, мне не спится, потому что я не выношу городского шума и духоты. Этот мой дом – деревянный. Как можно жить в квартире? Как можно жить без природы? В селе жизнь – настоящая, и продукты все – натуральные. Да, работать здесь надо много, но ведь можно то и дело отдыхать! В деревне — очень здоровая, правильная жизнь!»
Михо стал не только нашим спонтанным гидом, но также пригласил нас к себе домой, познакомил с женой и своими веселыми гостями, угостил медом, кофе, водкой и свежим домашним хлебом, прежде чем мы отправились дальше — в новые гости. Уезжать из этого дома нам, честно скажу, не хотелось, но нас ждала еще одна волшебная семья…
Зарзма — Годердзи – Хуло – Цкарота – Коколети – Тбилиси, июль – август 2020