В Ушгули мы прибыли, чувствуя себя триумфаторами. Виданое ли дело: СПУСТИТЬСЯ, а не подняться в легендарное село, расположенное на высоте 2200 м над уровнем моря! Мы спустились туда с небес! Ушгули считается одним из самых высокогорных селений в Европе. Мы попали в самый что ни на есть медвежий угол Грузии.
Кстати, в другом горном регионе Грузии, Тушетии, есть село Бочорна, лежащее на высоте 2345м. Бочорна соревнуется с Ушгули за звание самого высокогорного постоянного поселения в Европе. Дело в том, что до недавних пор в Бочорне никто не зимовал, и оттого Ушгули уступал ему в «высоком» звании. Но уже лет семь кряду в Бочорне остается зимовать один старый земской доктор, Ираклий Хвадаглиани, с которым мне недавно посчастливилось познакомиться лично. Большой юморист, Ираклий сказал мне по секрету, что ушгульцы, дескать, с нетерпением ждут его кончины, чтобы снова стать самой высокой деревней Европы.
Впервые идея подъема в Сванетию по южносванской трассе пришла ко мне в 2012 году, когда я впервые посетила Местию, столицу Верхней Сванетии. В то время из Зугдиди до Местии уже была построена магистраль, однако дорога из Местии в Ушгули продолжала оставаться сложной гравийкой, которую могли осилить лишь большие джипы – дорогое и недостаточно комфортное удовольствие. Потому закаленные туристы предпочитали ходить по этой тропе пешком. Кстати, и она по сей день – один из самых популярных пеших маршрутов по Сванетии и занимает около четырех дней.
В розовых осенних сумерках очертания грозного Ушгули, со всех сторон окруженного горами и усеянного многочисленными башнями, перенесли нас в другую реальность. Перед нами открывалось мистическая картина, не вписывающаяся в парадигмы нашего времени. Впрочем, подобные впечатления не только у нас, живущих в XXI веке. Путешественники девятнадцатого века говорили о том же.
Из книги И. Каневского «Любопытные уголки Кавказа», Тифлис, 1886г.:
«… что до крайности оригинально у Сванетов – это их замечательные селения с башнями; кроме Дагестана, я видел селения и постройки всех Кавказских племен, но чего-нибудь похожего на сванетские деревни никогда не встречал.
Издали сванетское поселение представляется сплошным каменным городком, из группы сливающихся построек которого часто высятся стройные квадратные белые башни с отлогою двухскатною крышей высотой 8 — 10 сажень. Вблизи такое селение оказывается непонятным хаосом каменных строений с плоскими или покатыми шиферными крышами и высоких стен, то хорошо сложенных на цементе, то положенных сухою кладкой и потому часто полуобвалившихся, в наружных стенах построек вместо окон темнеются маленькие отверстия в виде бойниц; группы строений разделяются узкими кривыми переулочками, которыми едва можно проехать; собственно жилье находится большей частью на вторых этажах строений, куда ведут приставные деревянные лестницы. По углам стен или примыкая к их середине торчат башни; они превосходно сложены на цементе, внизу – из огромных тесаных камней; квадрат их основания имеет небольшое заложение, так что кверху они слегка суживаются. Под двухскатною шиферною крышей в самом верху, с каждой из четырех сторон башни, имеются три навесные бойницы, прикрытые сверху выступающими из стен каменными сводиками; ищ этих бойниц можно обстреливать сверху вниз самое подножие башни; посередине башен иногда также пробиты узкие бойницы.
Проводник наш от Кала до Мести, Сванет, уверял, что под многими башнями есть колодцы и пробиты ходы к подземным ключам, а под домами – глубокие подвалы для хлебных запасов; если это правда, то действительно Сванетские селения представляли в свое время неприступные убежища и Сванеты могли целый год отсиживаться в них от своих прежних врагов; разве только хорошая артиллерия могла бы разгромить эти твердыни, но ее не могло быть у вражеских племен в те времена, когда Сванетам приходилось бороться за независимость».
При хорошей погоде из Ушгули хорошо видно самую высокую гору Грузии, Шхару (5204 м). Созерцая заснеженный массив этого монолита, можно подумать, что отсюда до Шхары – всего какая-то пара сотен метров. Но это впечатление обманчиво, что подтвердил наш последующий поход к подножию горы.
Когда находишься под этим небом, несложно понять, почему Верхняя, или Вольная Сванетия никогда не находилась во власти феодалов. В защите суверенности этого края суровая природа оказывала жителям села большую помощь. Да и люди здесь крепкие, выносливые. На них с небес струятся мощь и сила. И потому в Сванетию стоит ехать за новыми силами и энергией.
Около одного из придорожных зданий, похожих на отель, мы паркуем машину и идем осведомляться о ночлеге. В середине октября работающих гостиниц здесь немного, и потому мы не особо привередливы. Уставшим от длинного пути, нам не терпится разместиться где-нибудь побыстрее. Вечером холодно, как зимой. Мы натягиваем на себя всю теплую одежду, что есть у нас с собой.
Верхняя Сванетия разделена на общины. Община Ушгули состоит из четырех деревень: Жибиани, Чвибиани, Чажаши и Муркмели.
Во время прогулки по верхним селениям, Жибиани и Чвибиани, мы чувствуем себя среди декораций к какому-то средневековому фильму. Дома с прилегающими к ним башнями говорят о непрестанной опасности, во все времена Дамокловым мечом висевшей над жителями этого края.
Дома тесно прижимаются друг к другу. Заборы вокруг домов — из сланца или валунов. Дорог в деревне практически нет. Невероятно: как передвигаться тут после дождей и снегопадов?
В этом селе хватает всего: и совершенно ветхих строений, кажется, разваливающихся на глазах, и массивных старинных домов, поражающих своей неприступностью, и современных зданий или новых пристроек к старым домам.
«Модернизация зданий», как правило, уродует общую панораму деревни: белые пластиковые рамы окон, небрежно вставленные в старинные жилища, не уживаются с историческим обликом села. Достижения цивилизация нередко диссонируют с традиционной эстетикой.
Зато практически в каждом доме – отель или гестхауз. Приемом гостей в этой местности не промышляет разве что полный лоботряс.
Деревьев в этом селе — раз, два и обчелся. Мы находимся в безлесье, то есть выше границы роста леса. Можно только предположить, каким скудным в давние времена был рацион местных жителей. Кроме картошки и ячменя здесь почти ничего больше не росло. Правда, в лесах здесь водилось много живности, диких коз и туров, а в реках обитало несметное количество форели. Местные жители – прекрасные охотники, меткие стрелки.
То и дело на нашем пути встречаются лошади и всадники на лошадях, многие из которых – мальчишки, подростки. В горах к воспитанию мальчиков относятся ревностно. Согласно традициям горцев, мужчины — это богатство, украшение и продолжение рода. Чем больше сыновей, тем богаче семья. Таким же украшением рода являются, кстати, и башни: чем больше у семьи башен, тем могущественней род.
Один мой знакомый, сван, рассказал мне как-то раз историю, случившуюся с ним, когда ему было шесть лет от роду. В преддверии одного большого праздника в деревне, где живет его бабушка, закололи свинью. Взрослые мужчины, вооруженные огромными ножами, собрались разделывать тушу. Моему приятелю, хоть и малому пацаненку, но удалось каким-то образом выкрасть с кухни нож. Держа его в руке, он подбежал к группе мужчин, чтобы присоединиться к разделыванию мяса. «Ой-ой-ой! Держите его, заберите у него нож!» — кричали женщины ему вслед. – «Зачем забирать у парня нож? – возражали мужчины. – Он – молодец, уже взрослый, пусть учится делать мужское дело!»
В самом высоком месте села находится аскетичная, возвышающаяся над всей деревней церковь Богоматери, или Ламарии. Она посвящена Божьей матери, в образе которой сваны издавна почитали царицу Тамар.
Вот что писал Дмитрий Бакрадзе в своей книге «Сванетия» за 1860 год, ссылаясь на рассказ одного из своих спутников:
«Сванеты смутно сознают свою одноплеменность с Грузинами. В них есть убеждение, что они обращены в православие самим Иисусом Христом и что они с тех пор не изменяли своей вере. О прежних своих эриставах и владетелях они ничего не помнят. Они были сакеисро, то есть входили в состав владений Кесаря; под этим именем они знают царицу Тамару. В их народных сказаниях сохранился из числа грузинских царей лишь образ этой великой женщины. По их мнению, она жила в Грузии, но особенно любила Сванетию, где часто проводила время, строила церкви, снабжая их богатыми иконами. Она была женщиной поразительной красоты, и многие искали ее руки. Но она выбрала Осетина, которому и отдала свое сердце. Царица Тамар бессмертна, и место пребывания ее – в подземелье в Ушкули, под церковью Божьей Матери, где она сидит в кувшине, держа в руках свечу. Открыть ее нельзя, и если когда-нибудь она будет открыта, то Сванетии угрожают страшные бедствия».
На обратном пути мы находим кафе, расположенное в грандиозном амбаре. Оттуда доносится приятная музыка, и мы решаем поужинать здесь. Мы замерзли и хотим отведать чего-то тепленького. Кто путешествует в Сванетию, непременно должен отведать кубдари, знаменитого сванского мясного пирога. Кстати, у сванов не только с мясом, но и с тестом особые отношения. Вкуснее сванского хлеба мне не приходилось пробовать нигде. Да и сыр здесь тоже отменный: коровы, пасущиеся на альпийских лугах, — разве могут они давать невкусное молоко?
В кафе, состоящем из нескольких длинных столов с приставленными к ним лавками, мы – чуть ли ни единственные гости. Маленькая проворная женщина предлагает нам подсесть поближе к печке. Мы штудируем меню и заказываем овощной суп, салат, сыр и кубдари.
Во время трапезы к нам присоединяется и хозяин заведения, худощавый мужчина лет пятидесяти по имени Мириан. Весь вечер он повествует нам о родном крае и его доблестном прошлом.
Так мы узнаем о том, почему Верхняя Сванетия была вольной, в то время как князья Дадашкелиани правили только в Нижней Сванетии, где крепостное право держалось до 1869 года.
О доблестной борьбе ушгульцев против поработителей я прочитала в журнале «Вестник Европы» за 1886 год, где описано путешествие в Сванетию либеральных русских ученых И. Иванюкова и М. Ковалевского:
«Не довольствуясь установлением крепостной зависимости в тех четырех обществах, которые образуют собою Княжескую Сванетию, они (прим. князья Дадашкелиани, думали обложить данью и ушкульцев, живущих почти у самого перевала в Мингрелию. Но последние обнаружили им решительный отпор. Пута Дадешкелиани, родоначальник семьи, как гласит сказание, был убит ушкульцами пулей, вылитой из свинца, доставленного в равном количестве всеми дворами ушкульского общества, чем как бы наглядно свидетельствуется, что погибели его равно желал весь народ. Вместе с тем, чтобы отвратить от себя кровное возмездие, ушкульцы сделали выстрел из церковного ружья, направив его через окно храма, а курок был взведен с помощью веревки, за которую держались сорок два мальчика, по одному от каждого двора. Последствия, какие повел за собой этот дружно оказанный народом отпор, различно излагаются в фамильных и сельских преданиях. (…) Умирающий Пута на вопрос сына: отомстить ли ушкульцам или устроить ему примерные поминки? — отвечает выбором поминок, а ушкульцы навсегда сохраняют за собой полную свободу от платежа дани».
Кафе, где мы ужинаем, Мириан построил на месте одного старого дома из старинного материала, взяв на строительство кредит. Так делают теперь многие сваны: при туристическом буме такая игра стоит свеч. Делами в этом кафе заправляет родная сестра Мириана. Семейный бизнес для сванов – испокон веков сложившееся явление. Раньше это были охота, скотоводство и земледелие, а теперь – туризм. Наплыв желающих увидеть чудеса и красоты Сванетии растет в геометрической прогрессии. Соответственно изменяется и инфраструктура: новые отели, кафе, гестхаузы растут и множатся, и все местные заняты в этом бизнесе.
«Раньше, в советское время, мы жили скромно, гостей у нас было немного, — рассказывает Мириан, — разве что альпинистов да еще немного туристов с рюкзаками. Но в то время наша жизнь была однозначно более душевной. В времена гость считался настоящим подарком небес. Помню, как однажды летом в доме моих родителей гостили какие-то иностранцы. Когда в конце своего визита они захотели отблагодарить нас деньгами, мои родители сильно обиделись: где же такое видано –брать деньги за гостеприимство? Увы, теперь мы именно этим и живем. И это для меня грустно».
Мириан предлагает нам выпить немного вина, которое он привозит сюда от друзей из Кахетии, а также водки, которую делают в деревне местные. Мы выбираем густое вино, терпкое, но слишком холодное. Мириан пьет водку, то и дело приобщая к ней Нику и Юлю. Вскоре к нам присоединяется компания из троих немцев из восточной Германии. Мы все вместе усаживаемся за одним большим столом: так теплее и уютнее. Один из туристов исполняет что-то в стиле «кантри», сопровождая свое пение игрой на мини-гитаре и гармонике.
Интересно, а какие в Ушгули зимы? – «Знаете, как тут красиво? – отвечает Мириан. — Лето по сравнению с зимой – ерунда! Однако, если снега наносит много, то в Местию нам уже больше не спуститься, и приходится куковать здесь, пока не сойдут сугробы. Потому я на зиму уезжаю в Тбилиси. Я там работаю на стройке». – «А лавины здесь сходят часто?» — не унимаюсь я. – «И такое бывает! Помню одну зиму, 1987 год, когда снег, не переставая, шел много дней подряд, днем и ночью шел. И когда мы увидели, что этот снегопад все не прекращается, то подумали, что надо срочно предпринимать меры: лавины могут сойти вот-вот, ведь наша деревня расположена в котловане между горами. Мы собрали вещи, все самое необходимое, взяли с собой запас еды и воды и вечером стали прятаться в башнях. Слава Богу, у нас есть эти прибежища, которым никакая лавина не страшна». – «Неужели эти башни выдержат даже такой страшный напор? – удивились мы. — «Однозначно да! Вы себе и не представляете, сколько жизней спасли эти кошки (прим. «кошки» – это название башен по-грузински) в течение столетий!» — «И что случилось тогда, в 1987 году? Как долго вы сидели в башнях?» — «Всю ночь мы были там, жгли костры, конечно, не спали, об этом и речи быть не могло. А когда утром вышли наружу, то увидели, что снегопад остановился, небо было ясным, погода — солнечной, но вдруг – какой-то страшный глухой крик! Кто-то звал на помощь!» — «Кто это был?» — «Мы долго не могли понять, откуда доносились звуки, потому что мешало эхо. Передвигаться по деревне было сложно, потому что все было в снегу, сугробы по несколько метров высотой, и дороги пришлось расчищать заново. Однако, потом мы поняли, что в одном из домов людей накрыло лавиной». — «Кого-нибудь удалось спасти?» — спрашиваю я. — «Нет, спасти людей, которых занесло лавиной, едва возможно. Они все были в простом доме, не в башне, и все погибли».
В тот год лавиной было разрушено ушгульское село Муркмели. Его оставшихся в живых жителей переселили тогда в регион Нижняя Карталиния, или Квемо Картли. Теперь там, неподалеку от монастыря Давид Гареджи, есть целая сванская деревня под названием Удабно.
После рассказа Мириана мы некоторое время храним молчание, после чего Мириан, наш тамада, произносит очередной тост – за усопших. В скором времени к нашей компании присоединяются два кузена Мириана, которые до сих пор работали: в деревне сейчас много строек.
После нескольких рюмок водки наш хозяин становится сентиментальным. В добавок к рассказу о лавинах, который сильно подействовал на нас, Мириан повествует нам историю своей любви к одной девушке, русской немке, которую он встретил однажды, когда работал в России. «Она была старше меня на целых девять лет, представляете! Но каким же чудесным человеком она была! — мечтательно рассказывает Мириан. — Я привез ее сюда, и мы с ней жили тут некоторое время вместе. Однако все вокруг понимали, что будущего у нас с ней нет, потому что она для меня была слишком стара: ей было тогда 32 года. И нам пришлось расстаться. Она уехала тогда в Германию, и я ее только до Тбилиси проводил, в аэропорт. Больше про нее я никогда ничего не слышал». Тут Мириан замолчал, видимо, предаваясь воспоминаниям.
Тут один из кузенов хозяина кафе предлагает тост: «Давайте выпьем за нашего Мириана и за его семью! Чтобы Бог, наконец, послал ему сына!» — «А сколько у Вас детей?» — интересуемся мы. – «Трое, — отвечает наш знакомый. – Но у меня, к сожалению, только девочки. А это ужасно! Мне срочно нужен наследник». – «Но ведь если девочки ваши выйдут замуж, и у них будут мужья, они ведь будут вам как сыновья, и их тоже можно считать наследниками, разве не так?» — «Нет, не так, — грустно вздыхает Мириан. – Девочки – это совсем другое, девочки — это не мальчики, а зятья – это далеко не сыновья». Оба кузена и сестра Мириана кивают головами в знак подтверждения: их брату обязательно нужен наследник, и если у жены родить сына не получится, Мириану срочно нужно искать другую женщину. Мы в недоумении: «Как так? А первая жена – что скажет она?» — «Она против не будет, — отвечает Мириан, лукаво подмигивая, — она ведь понимает, как важен сын».
Примечательно, что несколько столетий назад в Сванетии и существовал жестокий обычай умерщвлять девочек. Дело в том, что мальчики – это гордость и продолжение рода, а девочки – это дорогостоящий проект: их кормишь, растишь, воспитываешь, чтобы затем они ушли в чужую семью и продолжили чужой род. К тому же им нужно дать приданое. О странной традиции детоубийства, в связи с которой в Сванетии всегда существовал дефицит невест, писали многие краеведы и путешественники, в том числе князь Эристов и Дмитрий Бакрадзе. Говорят, взамен на убийство новорожденной дочки сваны ожидали рождения сына в скором времени. Те же этнографы отмечали в своих заметках, что согласно древней традиции, если у супружеской пары рождались только девочки, муж имел право жениться на другой женщине, чтобы та родила ему парня. «Старая жена», тем самым, свергалась с трона, муж больше не имел с ней супружеских отношений, но оставлял ее жить в своем хозяйстве.
Примечательно, что Сванетия издавна «славилась» дефицитом невест. Не оттого ли у многих сванов жены не местные женщины, а привезенные? Кроме того, сваны – любители выкрадывать невест, причем, иногда невестами были даже замужние женщины.
Из записок о Сванетии Иванюкова И. и Ковалевского М.:
«В брак не могут вступать не только родственники до четвертой степени включительно, но даже те, родство которых исчисляется двенадцатью степенями. В некоторых обществах Вольной Сванетии брак считается невозможным между всеми вообще однофамильцами, так что в тех сопелях, население которых еще недавно было составлено от одних родственных друг другу семей, господствовала полнейшая экзогамия.
Отмечаем в особенности этот последний факт, так как им, как мы полагаем, всего проще объясняется возникновение обычая похищать невест. Если брак между односельчанами и признается подчас невозможным в Сванетии, то лишь потому, что они родственники. Где кончается родство, там нет аиста и для брачных запретов; а если так, то экзогамия находит объяснение себе и помимо более или менее произвольного предположения, что причиной, породившей ее, было запрещение частного присвоения женщины в пределах одного и того же рода, в виду первоначальной общности жен и невозможности установления, поэтому, прочных связей с другой женщиной, кроме похищенной из чужого рода».
На следующий день мы совершаем прогулку к леднику в подножии Шхары. По пути туда мы снова поднимаемся к церкви Ламарии, чтобы полюбоваться на Ушгули свысока. Обозревая окрестности сверху, проще абстрагироваться и подумать о деталях. Я пытаюсь представить себе, какие качества характера природа могла бы заложить в жителей этого края.
Если день ото дня смотреть на этот мир с его крыши, разве не закономерно превратиться в философа или поэта? Тем не менее, мало кому из жителей Сванетии достались подобные возвышенные таланты. Наоборот, сваны известны как рациональные, трезво мыслящие люди. Выживание в сложных природных условиях – вот главное занятие у людей этой местности. Им было не до философствования — нужно было выживать и воевать.
Кстати, первое упоминание о сванах можно найти в труде «География» историка Страбона, где он рассказывал о древнейшей милетской колонии на берегу Черного моря, Диоскуриаде:
«К числу народностей, которые сходятся в Диоскуриаду, принадлежат и фтирофаги, получившие это имя от нечистоплотности и грязи. Поблизости живут и соаны (прим.: сваны), которые ничуть не уступают им в смысле неопрятности, но превосходят могуществом; и, быть может, они самые могущественные и сильные из всех. Во всяком случае они господствуют над всеми народностями вокруг них, занимая вершины Кавказа, возвышающиеся над Диоскуриадой. У них есть царь и совет из 300 человек, как говорят, они могут выставить войско до 200 000 человек. Действительно вся народная масса представляет боеспособную, хотя и неорганизованную силу. В их стране, как передают, горные потоки приносят золото, и варвары ловят его решетами и косматыми шкурами. Отсюда, говорят, и возник миф о золотом руне»».
Воевать — жить – выживать – таковыми долгое время были главные занятия людей в горах.
В 1898 году князь Эристов в книге «Заметки о Сванетии» описывал бытовые будни сванов:
«Муж и жена одинаково несут труды в доме; супруга исполняет работы женские, супруг – мужские, а в некоторых случаях жена берется и за работы, лежащие в обязанности мужа (…)».
Бакрадзе кроме того писал:
«…сванету без жены жизнь не в жизнь. Что это так, можно видеть из того, какое значение имеет тут женщина как супруга и как работница. Женщина в Сванетии для мужа более, чем правая рука его; она все в хозяйстве; все делается ею непосредственно, да в добавок она работает рядом с мужем. Вот и доказательства: муж идет с косой – косить сено, жена следует за ним с граблями, собирает и везет домой на быках; муж идет с сохой, а жена за ним с мотыгой; муж рубит в лесу дрова, а жена приносит домой; жена жнет ниву, а муж вяжет снопы. Хлеб они молотят вместе. А представить необходимость сразиться с врагом, сванетка и тут не остступит – сумеет справиться и с оружием (…). … Жена несет по хозяйству не только одинаковые труды с мужем, но она исполняет обязанности по дому, которые мужу недоступны, или неприятно делать мужчине. Например, женщина здесь ткет холст и сукно, шьет на всех домашних белье, чохи, шаравары, ноговицы, шапки, вяжет чулки, носки, убирает дом, отправляется на мельницу молоть пшеницу, приносить домой муку, печет хлеб, выгоняет на пастбу скот, пригоняет его обратно, доит коров, приготовляет масло, сыр и проч., и проч. Лишите всего этого сванета и вы увидите, какого будет житье его, без жены».
От церкви Ламарии мы держим путь по просторному горному ущелью. Удивительно, что в середине октября солнце печет так немилосердно! Постоянно хочется пить. Когда запас воды у нас заканчивается, мы пополняем свои бутылки прямо из речки. Из Шхары вытекает Ингури, которая в этих местах подобна ручейку.
По пути то и дело нам встречаются туристы, в большинстве своем – либо на джипах, либо на лошадях. Всю дорогу нас манит к себе панорама величественной Шхары, белоснежный хребет которой сияет в лучах солнца.
Через семь километров, у подножья горы, мы с Теодором расстаемся с Юлей и Никой, которые решили погостить в Ушгули подольше. Нам надо поспешить, чтобы по возвращении в Ушгули успеть спуститься в Местию.
Мы неохотно покидаем эти места. В Ушгули следует остаться, как минимум, несколько ночей, чтобы не спеша исследовать природные красоты, а также памятники старины, как, к примеру, Чажашский замок, резиденцию царицы Тамар, и многочисленные маленькие церкви. Неспроста деревня Ушгули занесена в список культурного наследия ЮНЕСКО.
На нашем пути в Местию, высоко в горах, лежит один из самых знаменитых и древних монастырей Грузии, церковь Святых Квирике и Ивлиты, или, как его называют в народе, Лагурка, возведенный в Х – ХI вв. Про эту святыню местные рассказывают множество легенд. В день Св. Квирике сюда съезжаются верующие не только из Сванетии, но и со всей страны. Есть там и одна из мощнейших чудотворных икон Грузии, Шалиани.
Не зная его особенностей, традиций и истории, этот неприступный горный край постичь непросто. Здесь анимизм гармонично уживается с христианством. Например, на церковные праздники в Сванетии есть обычай приносить в жертву домашний скот, овец и телят. Здесь до наших дней чувствуется сила рода и родовых кланов, а ключи от древних церквей здесь хранятся в какой-нибудь из семей.
Говорят, что в Сванетии до сих пор существует кровная месть. Кстати, в свое время башни служили не только защитой от врагов. Они помогали прятаться от кровной мести. Эту сванскую «вендетту» не удалось искоренить даже грозной советской власти.
Об этом писал Виктор Гольцев в книге «Саванэ» про свое путешествие по Верхней Сванетии в 1933 году:
«Сванетия до сих пор походит на Корсику времен Проспера Мериме. Та же в ней родовая вражда, те же убийства, то же прославление кровной мести. Отомстив, сван скрывается в лесах, совсем как корсиканцы прятались в свои «макки». (…)
Теперь кровная месть карается советскими законами, но справиться с ней нелегко. что значит для свана судебный приговор, несколько лет судебного заключения? Он посидит в тюрьме; пожалуй, его еще выпустят досрочно за хорошее поведение. Зато, когда он вернется домой, — сколько будет ему почета! Все девушки станут заглядываться на защитника чести рода. Да, покуда архаика законов родовой жизни сохраняет силу – кровничество не исчезнет в горах.
— Кровная месть у нас еще есть, — с оттенком какой-то гордости заявил мне один культурный сван. – Зато у нас нет обычных преступлений.
Это звучит дико, но в старой Сванетии, той, что еще цепляется за бытие, кровничество служило общественной защитой против всяких правонарушений. Каждый сван знал: за кражу или обиду он или его родичи ответят перед всем родом обиженных».
Сванских кровников не выдавали посторонним, властям, даже те, кого они обидели. Кровники, как правило, прятались в дремучих лесах.
Проезжая такие места, невозможно не наполниться вдохновением и восторгом. Лес успел облачиться в осенние одеяния, и теперь на фоне темно-зеленых елей прихорошившиеся лиственные деревья сияют охровыми, золотыми и багряными мазками. Дорога до ближайшей общины, Кала, ведет нас через живописный каньон. Далее на пути нам попадаются селения, одно интереснее другого, но все такие разные.
При посещении того или иного региона Грузии часто остается чувство недосказанности, незавершенности, а также неудержимое желание вернуться сюда опять. Часто о других местах, в которые стоит наведаться, мы узнаем лишь по дороге, но далеко не на все хватает времени.
Тем не менее, мы едем дальше, счастливые от осознания, что скоро опять можем вернуться сюда снова .
Тбилиси, май 2020 — ноябрь 2021.