Гуга Котетишвили об искусстве в Грузии, ментальности грузин, а также об истории страны и своей семьи
Фото: дизайнер и художник-реставратор Гуга Котетишвили
Исследуя вопросы реставрации исторической застройки Тбилиси, мне посчастливилось встретиться со множеством талантливых специалистов, включая дизайнера и художника-реставратора Гугу Котетишвили.
Представитель династии тбилисских интеллигентов (внук легендарного фольклориста, основоположника грузинской этнографии, художника, скульптора и общественного деятеля Вахтанга Котетишвили, а также сын этнографа и переводчика Вахушти Котетишвили), Гуга обладает врожденным чувством прекрасного. Его работы, — в том числе интерьеры кафе «Kala», «KGB», «Pastoral», Домов чая и кофе, а также знаменитого «Shavi Lomi», — это не просто реставрация, а творческое переосмысление прошлого.
Вдохновленный богатым наследием своей семьи, Гуга сумел создать уникальный стиль, который гармонично сочетает в себе традиции и современность.
Ярким подтверждением таланта художника стала реставрация особняка Давида Сараджишвили, известного как Дом писателей.
Тбилиси – настоящий музей архитектуры начала XX века. Здесь органично сосуществуют различные стили, среди которых особо выделяется модерн. Тбилисский модерн – это своеобразный синтез европейских инноваций и национальных мотивов, создающий неповторимый облик города. |
Фото: двор Дома писателей
Гуга пригласил меня на встречу в одно из своих самых любимых мест в Тбилиси — во двор Дома писателей на улице Мачабели, в районе Сололаки. Прогуливаясь по этому историческому району, Гуга рассказывал мне о своем детстве, которое он проводил на улочках старого Тбилиси.
Фото: двор Дома писателей
Особняк Давида Сараджишвили, ныне Дом писателей, – это не просто здание, а целая эпоха, сохраненная в камне и деталях интерьера. Построенный по проекту немецкого архитектора Карла Цаара и воплощенный в жизнь Зальцманом и Шимкевичем, особняк поражает изысканностью и богатством декора. Резные деревянные балконы, впоследствии ставшие одной из характерных черт тбилисского модерна, придают ему особый шарм и элегантность.
Фото: особняк Сараджишвили
К сожалению, история этого дома омрачена трагической судьбой поэта-символиста Паоло Иашвили, который покончил здесь жизнь самоубийством в 1937 году. В начале 1920х годов рядом с этим домом находились застенки НКВД. Существуют рассказы очевидцев о том, что разговоры свободолюбивых прозаиков и поэтов прослушивались, и нередко случалось так, что из своей творческой обители литераторы перекочевывали прямо в тюремную камеру (об этом я узнала во время экскурсии по городу, организованной ребятами из Лаборатории изучения советского прошлого, или SovLab). Потому Дом писателей — это символ не только творческого содружества, но и страха, репрессий и трагических судеб грузинских писателей, успевших вкусить свободу после провозглашения в Грузии независимой Демократической республики в 1918 году.
Гуга поделился со мной подробностями своей работы над проектом реставрации Дома писателей. Ему поручили оформить на верхнем этаже резиденцию для писателей, приезжающих в Тбилиси погостить и поработать. По его словам, каждая из пяти комнат, выполненная в разных стилях, посвящена конкретному писателю: Дюма, Пастернаку, брату и сестре Вардроб, Стейнбеку и Гандже. Несмотря на финансовые ограничения, Гуга сумел создать в каждой комнате уникальную атмосферу, вдохновляющую на творчество.
Прогуливаясь по уютным комнатам резиденции, мы не могли оторвать взгляда от панорамных видов на Сололаки и Мтацминду. С 2017 года этот дом в этом доме останавливались многие именитые литераторы, среди которых — лауреаты Нобелевской премии Светлана Алексиевич и Орхан Памук. Тишина, вдохновляющая атмосфера и гостеприимство делают писательскую резиденцию совершенно особенным местом.
Чем уникален творческий стиль Гуги Котетишвили? — «Я рисую интерьер, как картину, а вещи для меня – словно краски», – делится со мной мастер. Старая стена, оставленная нетронутой, становится для художника фоном для новой металлической балки, подчеркивая контраст времен и создавая ощущение глубины. Именно это умение видеть красоту в обыденном и создавать уникальные сочетания делает интерьеры Гуги по-настоящему живыми и запоминающимися.
К попыткам копировать его стиль художник относится с иронией . Он утверждает, что простое копирование винтажных вещей превращает интерьер в безвкусицу. По его мнению, для создания атмосферы тбилисской старины требуется глубокое понимание истории и культуры этого древнего города. «Чтобы воссоздать старинный тбилисский дух, недостаточно просто повесить где-то на стене винтажное платье или старый абажур», — шутит дизайнер.
Позже Гуга пригласил меня к себе домой, который представляет собой пример тбилисской эклектики. В просторной гостиной органично сочетаются старинные серванты, восточные светильники, картины, зеркала и семейные реликвии. Этот удивительный микс создает атмосферу теплого и гостеприимного дома.
Фото: дома у Гуги Котетишвили
«Я считаю эклектику наиболее интересным стилем в интерьере, – объяснил мне Гуга. – Сочетание разных стилей позволяет создать уникальную и живую обстановку».
Растопив камин, мой собеседник поведал мне за чаем историю своего удивительного дома.
История дома семьи Котетишвили
«Этот дом достался нашей семье по наследству от бабушки, которая получила его в подарок от своих теть как приданое. Это был наш тихий и уютный уголок в большом городе, хотя и не всегда только наш. После трагедии 1937 года, когда расстреляли моего дедушку, нас лишили почти всего, оставив нам лишь одну крошечную комнату. Постепенно мы вернули себе этот этаж, и я вырос среди его стен, хранящих память о нашем роде. Я помню толстую семейную книгу с печатью, подтверждающую наше право на этот дом. Это было талисман, связывающий нас с прошлым и дававший надежду на будущее.
Тбилиси 1992 года – город, расколотый войной. Наш дом, который был для нас не просто строением, а частью нашей жизни, тоже стал жертвой политических игр. Мой отец, пользующийся огромным уважением народа, отказался поддержать Звиада Гамсахурдиа. Это решение стоило нам дорого. Звиадисты, контролировавшие наш район, искали у нас на крыше снайперов. В тот день, когда они пришли к нам в последний раз, чтобы силой забрать отца, тот чудом сумел скрыться. И нам учинили настоящий погром. Расстрелянные картины – это не просто материальный ущерб, это рана, которая кровоточит до сих пор.
В это время я как раз на два дня был в Москве. Никто не думал, что у нас случится такая война. Мы с подругой должны были встречаться с кураторами в ЦДХ по поводу одного серьезного проекта, и мы поехали туда с какими-то картинами. Дом в это время стоял закрытым, а через две недели я еле вернулся поездом обратно, как раз в тот день, когда Звиад сбежал из бункера.
Я пришел сюда пешком по верхней дороге из района Ваке. Я шел словно по минному полю. Гильзы под ногами хрустели, как разбитое стекло. Когда я увидел, что от нашего дома не осталось и следа, то почувствовал, как будто земля уходит у меня из-под ног. Ничего не осталось: ни детских игрушек, ни семейных фотографий, ни даже пуговицы от любимой рубашки. Весь наш мир был уничтожен. Школа, в которую мы ходили, теперь была грудой камней. И потом — горящий парламент словно надежда, превращенная в пепел.
Раньше эта улица была для нас символом гордости и уважения. Теперь же она стала местом трагедии. Дом дедушки, который был для нас святыней, превратился в пепелище. Это было настолько абсурдно, что я долго не мог в это поверить. В моего отца, человека, который посвятил свою жизнь служению народу, стреляли прямо в нашем доме! Казалось, что история сошла с ума. Всё было, как в кино. И после этого у нас у всех было чувство, что эта вся наша история, все дедушкины работы, картины сгорели, ничего не осталось, и вообще, что эта страна нас больше не желает. Подобное перенести непросто. Но после я понял, что вдруг освободился от всего этого, и появилось только раздражение, и тем самым я впервые почувствовал себя выше вещей.
Для меня вещи, которые я раньше собирал, которые любил, — это были мои драгоценные вещи. Сейчас это все, что ты видишь здесь, накуплено мною позже. Сейчас у меня прежнего отношения к вещам не осталось, потому что я знаю, что они могут исчезнуть очень быстро. Но мне нравится их покупать, играть с ними. Потом я их или использую в дизайне, или раздариваю, и они от меня легко уходят. У меня уже нет больше чувства собственника. У нас с отцом тогда появилось странное ощущение, будто мы каким-то образом освободились от земных вещей.
Однако через три месяца мы вдруг узнали, что соседи, наши друзья, оказывается, вошли в этот дом до пожара и уговорили солдат, чтобы им разрешили вынести и спасти какие-то ценные вещи. И таким образом они вынесли дедушкины работы, картины, скульптуры, все, что показалось им ценным. Мои и отцовские личные вещи и книги – это все сгорело. Но эти картины, они сказали, что это важно. И потом соседи начали приносить их обратно. И потом мы узнали, что мэрия собирается отстроить этот дом для нас заново.
Все эти дома вокруг — мэрия построила бесплатно. И вот представь себе: тебя снова тянут обратно и говорят, что ты должен тут жить, что твои семейные вещи найдены, что ты всю жизнь ДОЛЖЕН ЖИТЬ ТУТ, и тебя снова привязывают к месту, от которого ты думал, что уже освободился, как освободился от страны, от родины. И сейчас я должен быть тут все время, и вот мы тут с тобой пьем чай и говорим об искусстве.
В заключение мне захотелось задать Гуге еще несколько вопросов о Грузии и местной ментальности.
Почему такая древняя, такая мудрая и высокодуховная нация приходит к тому, что случаются такие вот страшные войны, как последние две гражданские? Этому виной, может быть, эмоциональность грузин?
Да, я думаю, это и есть наша эмоциональность. Мы импульсивный и спонтанный народ. Подумай, чего только не натворишь, когда ты на эмоциях… А вообще нам всем всё пофиг. Я думаю, что именно потому, что мы – народ, которому «всё пофиг», мы сохранили своё. Мы не обрусели, а какие-то страны, в отличие от нас, обрусели, потеряли свой язык. Мы не приняли ислам, который тут был совсем рядом. Это странный феномен.
Многие соседи Грузии, Армения, Азербайджан, все еще пока не освободились от наследия СССР и советской ментальности. А что на счет Грузии?
Я думаю, что да, мы уже освободились. Вот это тоже — из-за нашей импульсивности и непредсказуемости. Во-первых, мы в Грузии всегда делали какие-то эксперименты. Мы были первыми, например, 9 апреля 1989, только потом за нами были страны Балтии. Еще в советское время у нас были студенческие выступления против изменения статуса русского языка и превращения его в единственный государственный. Если нам что-то становится нестерпимо, то народ сразу выбегает протестовать, но при этом не так организованно, у нас не все так просчитано, как в других странах. Этого грузины не умеют. У нас нет организованности, как в странах Балтии, где после развала СССР ничего не разбросали, не распродали, где все сохранили, когда они вышли из состава Союза, и у них быстро стало снова все функционировать. А тут мы все распродали, при том, что в советское время у нас были серьезные фабрики, которые нельзя было продавать на металлолом, это было глупо. Такие вещи грузины обычно делают, не думая о завтрашнем дне.
Как ты видишь будущее Грузии? Сложные все же тут соседи вокруг. И положение достаточно шаткое, и ситуация в Грузии зависит от многих факторов…
Я не политик, и мне нельзя об этом говорить. В СССР Грузия жила лучше всех из всех республик. Если кто-то приезжал (на гастроли) в СССР, они ехали в Москву, Ленинград и Тбилиси. Тбилиси издавна считался столицей Кавказа и даже входил в тройку главных городов СССР. А до этого сюда даже Пушкина ссылали. Что касается России, то в первую очередь Россия опасна для самой себя. Это страна, которой наплевать на свой народ. Во времена СССР в средней полосе России люди жили ужасно. Там ничего не было. И когда они приезжали сюда, тут для них здесь всё казалось раем. Представляешь: страна-оккупант жила хуже, чем страны, которые были ею завоеваны, и она ещё платила деньги на содержание этих стран!
С чем связан теперешний всплеск современного искусства в Грузии?
Я считаю, что мы талантливый народ, который не имитирует вещи, он сам их генерирует. У меня была недавно такая мысль – попросить посчитать статистиков, сколько знаменитостей в процентном отношении было в Грузии. Этот всплеск был всегда, а, когда нам дали свободу, все стало развиваться стремительней.
А ментальность у грузин – западная или восточная?
Восточного у нас больше, думаю, но это не только потому, что у нас восточные привычки. Это климат, много солнца, кь тому же мы ленивые. В северных странах люди живут более чётко, там надо больше бороться с природой, как, например, в Голландии, где мало солнца, где города строят ниже уровня моря. Но они все это делают, и там хорошие есть качества у народов, прежде всего – трудолюбие, целеустремленность. А тут у нас все само по себе растет, и не надо ничего для этого делать. Если не испортишь – фрукты, например, растут сами по себе. Часто приезжаешь в заброшенную деревню, там людей уже нет, а в саду само все растет, все само по себе процветает.
В Грузии сейчас пустеют деревни. И это очень жалко. Если чуть-чуть поработать, наши сёла расцветут. Но почти вся Грузия живет уже в одном только Тбилиси, в этом ужасном, корпусном городе, в новостройках, когда рядом есть такие замечательные места!.. Это мне непонятно. Если чуть-чуть поработать, если людей направить, причем, не так жестко, как это нужно было бы в Голландии, то тут можно создать рай, ведь земля у нас такая богатая, климат такой благоприятный, тут такое все вкусное, — вот какое у нас удивительное место!
Тбилиси, ноябрь 2018